раздел III главы его монографии "М.Волошин и Р. Штайнер: антропософские мотивы в поэзии 1900-10-х годов" раскрывает авторское понимание и трактовку этой проблемы. Отметив большой интерес Волошина к различным религиозным и оккультным течениям начала века, С. Пинаев констатирует: "Влияние Штайнера на Волошина было не очень продолжительным по времени, однако носило весьма интенсивный характер. Весьма близким мироощущению поэта было центральное положение штайнеровского учения, высказывающееся в различных выступлениях, статьях и книгах: "Антропософия - это путь познания, сориентированный на приведение духовного в человеке к духовному во Вселенной" [96, с. 75].
Очевидно, что интерес к антропософии Штайнера не мог не повлиять на творчество поэта. "Без знания этой антропософской теории невозможно воспринять стихи Волошина "Сатурн", "Солнце" и "Луна". Отголоски штайнеровского учения ощутимы в стихотворениях "Кровь", "Грот нимф", более поздних - "Пещера", "Материнство", "Подмастерье" и - в той или иной мере - во многих других произведениях" [96, с. 79]. Детально анализируя далее эти стихотворения Волошина, и в частности "Сатурн", С. Пинаев констатирует: "Налицо - целый набор образов антропософской космогонии" [96, с. 79]. Какой же вывод делает исследователь о влиянии антропософского учения Штайнера на творчество Волошина?
"М. Волошин, - считает С. Пинаев, - никогда не был ортодоксальным антропософом. Даже в период интенсивного общения со Штайнером... Поэтому закономерным представляется путь поэта от теософского лика "Разоблаченной Изиды" к славословию "вечного лика Премудрости Софии", иконы Владимирской Богоматери [96, с.95]. И затем, цитируя критику Н. Бердяевым основных положений антропософского учения, данную с позиции православного богословия, Пинаев пишет: "Вот здесь, пожалуй, намечено главное отличие поэзии Волошина от штейнерианских откровений. Учение Штейнера имперсоналистично. Его теория перевоплощения сводится к отрицанию личного, неповторимого начала в человеке в пользу расплывчатой космической субстанции. У Волошина нет этой деперсонализации поэтического "я". Да иначе и быть не могло. Ведь тогда не существовало бы и волошинского творчества, несущего на себе печать неповторимой личности. И это присутствие личностного начала (хотя, конечно же, не только это) делает возможным окончательный переход Волошина к христианским традициям. Ибо христианство отделяет от космологических и космографических учений категория личности, а также понятие творения, свободы, греха, благодати, о чем убедительно сказал Н. Бердяев в своей статье "Учение о перевоплощении и проблема человека" [96, с. 96].
Насколько справедлива такая оценка С. Пинаевым роли антропософского учения Штайнера в мировоззренческой эволюции Вол-шина и был ли "переход" поэта из антропософии в христианство, мы скажем позже, когда подробно будем анализировать идейно-философские искания поэта. Здесь же мы ограничимся лишь констатацией основных положений, высказанных С. Пинаевым.
Итак, исследователь справедливо указывает на сильное влияние учения Р. Штайнера на мировоззрение и творчество Волошина, которое обнаруживается при детальном знакомстве с его биографией и литературоведческим анализом его поэтических произведений. Влияние это, по С. Пинаеву, "было не очень продолжительным, однако носило весьма интенсивный характер". Хотя, по мнению ученого, Волошин и "не был ортодоксальным антропософом", "все же определяющим, исходным пунктом его восприятия можно считать антропософское ясновидение, контакты с гиперфизической реальностью, астральными мирами, ощущением Вселенной внутри себя" [96, с. 99].
Однако, несмотря на целый ряд важных и точно подмеченных выводов, имеется в этой работе и целый ряд неточностей и упущений.
И первое, на что сразу же обращаешь внимание, это название раздела: "М. Волошин и Р. Штайнер: антропософские мотивы в поэзии 1900-10-х годов". Знакомство Волошина и Штайнера, как известно, состоялось в конце 1905 года, поэтому говорить об "антропософских" мотивах в поэзии Волошина ранее 1906 года не представляется возможным. К тому же, сам термин "антропософия" стал употребляться Штайнером не ранее 1909 года. До этого времени, когда он всецело примыкал к теософскому движению, "антропософии" как специфически штайнеровского учения не существовало, поэтому можно говорить лишь о "теософских" мотивах в поэзии Волошина в данный период.
Кроме того, в работе С. Пинаева совершенно не прослежен историко-литературный аспект влияния теософского учения на русский литературный процесс начала ХХ века в контексте идейно-философских исканий русской интеллигенции, не освещена история знакомства Волошина с учением Штайнера, а также отсутствует анализ мировоззренческой эволюции поэта "от буддизма до Р. Штайнера", как сам Волошин определил позднее этот момент своей творческой биографии.
И все же, на сегодняшний день монография С. Пинаева является наиболее полным и серьезным литературоведческим исследованием, в котором обозначенная нами тематика, так или иначе, освещается.
Следующая серьезная научная работа, имеющая непосредственное отношение к поднимаемой нами проблеме, была опубликована в журнале "Новое литературное обозрение" (№1, 1998) проф. Н. А. Богомоловым под названием "Anna - Rudolf". В ней сделана попытка впервые собрать воедино факты биографии и многие ценные документальные источники к биографии А.Р. Минцловой, оказавшей огромное влияние на многих деятелей русской культуры, в том числе и на М. Волошина, в деле приобщения к теософии и антропософии Р. Штайнера. В данном исследовании максимально подробно излагается как биография Минцловой, так и ее идейно-философское влияние на мировоззрение и творчество Вяч. Иванова, Андрея Белого, М. Кузмина, К. Сомова, Н. Гумилева и многих других известных деятелей русской культуры начала ХХ века. Хотя, думается, очевидным упущением этой интересной источниковедческой работы является сознательное устранение автора от рассмотрения проблемы влияния М
- Київ+380960830922