Ви є тут

Романтична поетика "Замогильних нотаток" Ф.-Р. де Шатобріана.

Автор: 
Попова Ганна Валентинівна
Тип роботи: 
Дис. канд. наук
Рік: 
2006
Артикул:
3406U002681
129 грн
Додати в кошик

Вміст

ГЛАВА 2
ГЕРОЙ: ФОРМЫ ПРЕЛОМЛЕНИЯ РОМАНТИЧЕСКОГО «ЖИЗНЕТВОРЧЕСТВА» В МЕМУАРАХ
2.1. Структура автобиографического «Я» и его воплощение в «Замогильных
записках»
«Замогильные записки» представляют собой историю автобиографического героя,
который реализован в сложном жанре, где главное – это автобиография, но явлена
она в огромном временном и пространственном масштабе. Это история жизни и
страны, в которой наряду с героем предстают как лица близких, знакомых, так и
бесконечная галерея персонажей совсем недавней и древней истории. Книга
переполнена сведениями, именами, казалось бы, не имеющими непосредственного
отношения к биографии писателя. Но целостность произведения обеспечивается
наличием авторского «Я», которое представлено не только во всей полноте своей
внутренней жизни, но и в поступках, личных и общественных связях. Наша задача
заключается в том, чтобы выявить закономерности функционирования в мемуарах
авторского «Я», его уровни и способы его реализации в повествовании.
Отбор материала и композиция в «Замогильных записках» определяются
биографическим «Я». На первый взгляд, они выстроены вполне традиционно:
повествование ведется от первого лица, разбито на книги и главы в соответствии
с хронологией жизни автора, видимо ретроспективно. Однако их внутреннее
содержание выстроено по законам романтизма, основоположником которого во
французской литературе и был Шатобриан. Он создает мемуары, чтобы наиболее
полно объяснить свое «необъяснимое сердце», каковое, несмотря на ряд
автобиографичных художественных текстов писателя, так и оставалось до конца не
познанным.
Романтики, сняв регламент, закрывавший доступ в литературу личностному
многообразию, поставили личность в центр, но, воссоздавая ее, вынуждены были
опираться главным образом на собственный опыт. В ситуации, когда прежние
моральные нормы утратили свою непреложность, особую важность приобретает поиск
индивидуальных ценностных ориентиров. Через себя, через свои переживания
писатель постигал душу героя и, наоборот, описывая внутреннюю жизнь
придуманного персонажа, автор познавал себя. Переплетение автобиографического и
вымышленного в романтической литературе было столь тесным, что нередко образы
автора и героя сливались в одно целое. Все это размывало границы между
творчеством и жизнью, «сама автобиография писательская, – как пишет
Л.Я. Гинзбург в книге «О психологической прозе», – начинала превращаться в
некое подобие художественного текста» [58; 160]. Н.С. Шрейдер, говоря о
литературе этого периода, также обращает внимание на то, что «подлинные
автобиографии написаны с разной долей вымысла, а за вымышленными («исповедями»)
чаще всего просматривается судьба – именно судьба, а не просто факты жизни – их
создателя» [247; 23]. Такое явление весьма характерно для романтического
сознания с присущим ему активным жизнетворчеством, которое предполагает
существование в жизни художественных образов. Трактовка человеческой жизни как
художественного произведения воплотилась в возникновении «личного» романа,
пограничного жанра между художественной и художественно–документальной прозой.
[15 О роли «личного» романа в развитии французского романтического романа,
вариантах жанрово-стилевых решений внутри жанра см.: [153] Мироненко Л.А.
Проблемы французской романтической прозы 1-й половины XIX века.
Жанрово-стилевые искания. Поэтика. – Донецк, 1995.] И у истоков этого нового
жанра стоит Шатобриан, автор «Рене» (1802). «Личный» роман стал своего рода
мостиком, соединившим художественный вымысел и достоверные факты, этапом на
пути к романтическим мемуарам, в которых автор уже не выражает свое сердце,
«приписывая его другому» (Шатобриан), а творит самого себя по законам
художественной литературы.
В процессе анализа образа главного героя «Замогильных записок» мы неоднократно
будем обращаться к образу Рене, героя одноименного романа Шатобриана. Попытки
сблизить автора с персонажами его творений предпринимались неоднократно, и не
только читателями, но и рядом литературоведов. Г. Шарлье приводит высказывание
М. Фагэ о том, что Шатобриан «хорошо знает только свою душу, которой и наделяет
своих персонажей, бесконечно варьируя ее» [273; 234]. П. Моро пишет о том, что
рассказ Эвдора, героя эпопеи «Мученики», о своих злоключениях на чужбине – это
своего рода предтеча «Замогильных записок», а именно той их части, где речь
идет об эмиграции [331; 53]. Р. Дюамель также отмечает, что характеры играют
второстепенную роль в произведениях Шатобриана и на каждом из них лежит
отпечаток индивидуальности самого автора [297; 76]. Такая общность
действительно существует, и выражается она не в фактическом сходстве или
несходстве характеров, которые как таковые действительно отсутствуют у
Шатобриана. Шактас, Рене, Эвдор – варианты одного типа героя, синтезированные
затем Шатобрианом в образе героя «Замогильных записок».
Название произведения – «Замогильные записки» – изначально задает специфический
тон повествованию. Автор и герой, которые в мемуарно-автобиографической
литературе совпадают, здесь формально разделены и условной границей между ними
служит могила, что подтверждается неоднократными по ходу повествования
обращениями к потомкам «из-за могилы»: «je prйfиre parler du fond de mon
cercueil» [I, 169] («я предпочитаю говорить из гроба» [19]), «ils n'entendent
que la voix d'un mort» [I, 291] («они слышат всего лишь голос покойника» [60]),
«je ne t'entends plus; je dors dans la terre que tu foules» [III, 632], («я
тебя не слышу, я сплю в той земле, которую ты попираешь ногами» [362]). Таким