ГЛАВА 2
Нация и глобализация: старые/новые формы гегемонной маскулинности
С. Уолби выделяет пять основных теоретических позиций, связанных с проблемой взаимосвязи гендера с этничностью/нацией и расой/гражданством.
Во-первых, есть теоретическая позиция, согласно которой гендер не оказывает никакого влияния на сущность гражданских/этнических/национальных/ расовых отношений. Во-вторых, есть симметричный ему аргумент о том, что гражданство/этничность/нация/ - раса со своей стороны существенно не влияют на сущность гендерных отношений. Этот аргумент говорит, что неравенству полов свойственны общие черты во всех обществах и во все исторические эпохи, и что все женщины подвергнуты угнетению, безотносительно к их документально зафиксированным различиям в этничности/национальности/"расе". В третьих, встречается утверждение, согласно которому такие системы общественных отношений должны пониматься как взаимодополняющие - чтобы можно было, например, говорить о двойном бремени, когда, скажем, темнокожая женщина страдает и от расизма, и от сексизма. Это также предполагает, что расизм представляет собой дополнительное бремя угнетения, которое также приходится выносить некоторым женщинам, и которое порождает различия и неравенства между ними. В соответствии с четвертой гипотезой, этнические/национальные/"расовые" различия означают, что институты, играющие первостепенную роль в угнетении белых женщин, не играют такую же роль для женщин иной этнической принадлежности. Например, можно сказать, что семья играет разную роль в гендерных отношениях различных этнических групп. Отсюда следует, что общей формы гендерных дифференциаций и неравенства в различных этнических группах не существует. Согласно пятой теоретической позиции гендерные и этнические/национальны/ "расовые" отношения значительно влияют друг на друга, тем самым, требуя анализа изменения динамики их форм [111, с. 309]. Последний аргумент является центральным для гендерного анализа проблемы нации и национального субъекта [26, 89, 111, 135, 146, 164, 167, 173, 179, 180, 181, 185, 189, 190]. В то же время, практически не существует исследований, направленных на проблему маскулинности, как основного принципа организации национального сообщества. Во второй главе будет рассмотрена гипотеза о том, что специфика конструирования гендерных и этнических/национальных/ "расовых" различий и неравенств определяется борьбой за гегемонию соответствующих конкретным историческим обстоятельствам систем маскулинности.
Система маскулинности представляет собой структуру конструирования субъекта посредством институализации "природного" отношения между полами, тем самым легитимируя практики субъективации индивида. Основным принципом работы системы маскулинности является обеспечение мужского доминирования над женщинами и власть одних мужчин над другими (отношения гегемонии, субординации, нормализации и маргинализации). Таким образом, целью второй главы является исследование специфики конструирования основных типов маскулинности в национальной системе маскулинности, сравнительный анализ систем маскулинности в современных национальных сообществах, а также анализ современных трансформаций гендерной конфигурации систем маскулинности в контексте кризиса национальной идеи и доминирования практик глобализации.
2.1. Национальная система маскулинности
2.1.1. Национализация, маскулинизация и "новые" роли женщин. К. Пэйтман, рассматривая образование национальных государств в начале XVIII века в терминах перехода от системы патриархата, в которой король (как фигура отца) управлял и мужчинами, и женщинами, к системе братства, в которой мужчины "правят" женщинами в частной сфере, но занимают равные позиции между собой в общественно-политической сфере [179]. Место символической фигуры короля занял образ Родины-матери как главный символ национального сообщества. Пьедестал, освободившийся после свержения символической фигуры короля как сакрального символа власти, требовал нового равнозначного символа. Женская персонификация как особая форма аллегории пришла на смену единому образу "отца", став визуальным воплощением нового социального порядка [179]. Рассматривая гендерные механизмы создания французской нации, С. Венк пишет: "Скульптура "Либерти" была водружена на пьедестал вместо фигуры короля в 1763-ем году на площади, которая стала называться Площадью Революции. С тех пор она стала центральной "фигурой" всех фестивалей и праздников, посвященных образованию республики" [190, с. 64]. По мнению В. Шмидт-Лизенхоф, "женский образ символизирует природность, естественность и, что самое важное, бесконечную репродукцию новой нации. Таким образом, гарантируется естественность и длительность нового порядка" [183, с. 70]. Отсюда можно предположить, что конструирование практик женской субъективности стало основным механизмом организации и легитимации национальной системы маскулинности
2.1.1.1. Долг женщины перед нацией. Как мы уже упоминали, женская субъективация предполагает постоянный контроль над сексуальностью женщин, то есть контроль над производством здорового и "чистого" потомства (будущего нации). В этом контексте женщины являются не только биологическими воспроизводителями, но и воспроизводителями этнической коллективности и культурных традиций. Национальная система маскулинности позиционирует женщин таким образом, чтобы в качестве женского долга перед нацией выступило сохранение "исконной" культуры, ответственность за её передачу детям и поддерживание домашнего хозяйства в определенном культурном стиле. Как замечает И. Блом, в процессе конструирования/реставрации "исконной" национальной культуры элиты, в первую очередь, обращаются к сельским женщинам, поскольку те дольше всего "остаются в национальных костюмах" [146, с. 11].
Затем, женщины выступают "культурными пограничниками" этнических, национальных и расовых различий, то есть носительницами национальной/коллективной чести мужчин. Их основная задача - сохранить чистоту и неп