РАЗДЕЛ 2.
МИФОЛОГИЧЕСКИЙ КОД РОМАНИСТИКИ С. КЛЫЧКОВА
2. 1. Сакральный топос в романистике С. Клычкова.
Исследование структуры времени и пространства художественного произведения
позволяет определить тип творческой манеры автора, проследить возможные
подтексты и скрытые идеи произведения. Особенно перспективным является подобный
подход при анализе мифопоэтики текстов. В. Топоров отмечает: «Все, что
случается или может случиться в мире мифопоэтического сознания, не только
определяется хронотопом, но и хронотопично по существу, по своим истокам.
Пространство и время можно понимать как свойства вещи. Пространство
высвобождает место для сакральных объектов, открывая через них свою высшую
суть, давая этой сути жизнь, бытие, смысл; при этом открывается возможность
становления и органического обживания пространства космосом вещей в их
взаимопринадлежности. Тем самым вещи не только конституируют пространство,
через задание его границ, отделяющих пространство от не-пространства, но и
организуют его структурно, придавая ему значимость и значение (семантическое
обживание пространства)» [162, 234]. Мифопоэтическое пространство обычно
характеризуется как сакральное: «Центр же всего сакрального пространства
отмечается алтарем, храмом, крестом, axis mundi, пупом Вселенной, камнем,
мировой горой, высшей персонифицированной сакральной ценностью (или ее
изображением). И в этом случае сам центр становится тем источником, который во
многих отношениях определяет структуру всего пространства («сакрального поля»)»
[162, 238].
Роналд Врон исследует топическую систему новокрестьянских авторов: «В сугубо
вербальном контексте эквивалентом некоего ключевого понятия может служить
топос, семантическое поле которого варьируется в зависимости от жизненного и
литературного опыта писателя. Представляется, что такой подход позволяет
ответить на вопрос, обладает ли данная писательская группа не только
собственным стилем поведения и/или языковым узусом, но и особым стилем
мышления, т. е. специфическим менталитетом» [206, 150]. К описанию различных
сакральных топосов, имеющих место в русской культуре, прибегают французские
исследователи Мишель Нике и Леонид Хеллер в книге «История утопии в России»
[194].
В данном подразделе предлагается типология сакральных топосов в романистике
С. Клычкова, а также исследование изменений и взаимодействия их семантических
полей. Выбор подобного аспекта исследования продиктован тем, что, как
представляется, именно акцентация сакральных полюсов является характернейшей
особенностью мифотворчества С. Клычкова. Ряд этих топосов можно считать
характерной художественной топикой, которая, с одной стороны, тесно связана с
общим художественным кодом новокрестьянских писателей, а с другой – уже
демонстрирует сомнения писателя в данных ориентирах, процесс их частичной
десакрализации.
Следует отметить, что романистика С. Клычкова отмечена ярко выраженной
«локальностью»: место действия всех произведений едино, причем писатель
изображает реальные места, в которых он родился и рос (село Чертухино, город
Чагодуй, река Двина).
Типология клычковской сакральной топики – новаторский аспект исследования.
Литературоведы отмечали важное место топических мифологем в мифологической
системе романов С. Клычкова, однако структурный типологический анализ до сих
пор не проводился.
Для мифологического мышления именно сакральное пространство, Храм
представлялись местом соединения человека и Бога, приобщения человека к
вечности. Пьер Корнель отмечает, что «земной рай» «<...> является отправной
точкой любой религии» [69, 11].
В христианский период истории человечества особую актуальность обретает
разделение Церкви на «видимую» и «невидимую», с приоритетом последней.
Невидимый Храм становится мифологическим локусом, в котором сосредоточены все
сакральные составляющие духовных устремлений человека: торжество истины,
святость, бессмертие. Подобными коннотациями обладает и противостояние
реального мира и ирреального, собственной среды обитания и далекой заповедной
земли.
«Серебряный век» русской литературы ознаменован актуализацией поиска
альтернативы современной действительности, официальному православию. Процесс
переоценки устоявшейся системы ценностей, кризис «обиходной культуры» (термин
А. Панченко) вынуждают русскую интеллигенцию обращаться к иным, до сих пор не
самым актуальным, составляющим духовного потенциала нации: «И интеллигент
„серебряного века“, и обыватель, не озабоченные специальными теологическими
проблемами, объективно нуждались в близком Небе и в привечающей благодатной
Земле» [50, 98]. «Эпоха резко сдвигает ценностные акценты в традиционной
аксиологии, вплоть до апофатической инверсии добра и зла, правды и лжи,
поступка и проступка, Христа и Антихриста» [50, 110]. По определению
Н. Богомолова, «Русская действительность конца XIX века и самого начала ХХ века
заставляла человека, серьезно и сознательно относящегося к религиозным
проблемам, искать какого-то выхода, который не мог быть одинаковым для всех»
[19, 12].
Поиск индивидуальных путей спасения приводит к увлечению со стороны философов и
писателей альтернативными православию формами религии. Ряд представителей
русской интеллигенции увлекся мистическими религиозными учениями, эзотерикой:
«<...> спиритизм был увлечением преимущественно московским, тогда как для
Петербурга было гораздо более характерно желание подставить на место
спиритизма, понимавшегося как позитивистский способ общения с потусторонним,
какую-либо ф
- Київ+380960830922