РАЗДЕЛ 2.
СТРАХ КАК ОЩУЩЕНИЕ ЗАПРЕДЕЛЬНОСТИ И ЗАПРЕДЕЛЬНОГО. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ
Страх - это наиболее вытесняемая из социальной и культурной жизни человеческая эмоция. Он почти всегда воспринимается скорее негативно и на уровне массового сознания, ментальных установок, и на уровне элитарного мышления в данном месте и в данное время. Даже периоды истории и религиозные течения, которые в расхожем представлении принято характеризовать как "эпохи (учения) страха" (европейское средневековье, христианство), а также их идейные наследники, в действительности не рефлектируют над проблемой страха как таковой. И, напротив, методологические поиски по выявлению природы страха как философской категории начинаются в Новое время, характеризуемое обычно в позитивных терминах (вера в прогресс и т.п.) и достигают высшей точки в новейшее время, когда европеец достигает пика господства над окружающим миром.
2.1. Феномен репрезентации. Проблема терминологии. Методологические основы исследования
Термин репрезентация использовался ещё в средневековой схоластике. У Фомы Аквинского термин репрезентация прямо определяется как проявление общего в частном (Бога, Блага и т.д.) (Сумма против язычников I, 89). Фундаментальная реальность репрезентирует себя в конкретных проявлениях. Установка изначально теологическая. Сам Фома ссылается в этом месте на Дионисия Ареопагита, за которым стоит мысль Плотина: частное есть "отпадение" Абсолютного бытия, его реализация в неподатливой материи. Соответственно, предлагаемая концепция исходит из наличия страха как всеобъемлющего антропологического феномена, пронизывающего всё бытие человека, но вариативного, зависящего от этнических, религиозных, групповых ценностей, также как и других факторов места и времени. Иными словами, страх берётся как широкий антропологический феномен, но не в смысле философской антропологии М. Шелера, рассматривающей человека с точки зрения самого человека, а включающей в себя проблемы ценностей, взаимоотношения индивида и сообщества и т.д. В данной работе анализируется эволюция феномена страха в зависимости от антропологических представлений различных эпох. При этом разные образы страха предстают как ряд последовательных ступеней эволюции феномена, всегда равного себе.
В новейшую европейскую философию термин репрезентация вводится М. Хайдеггером [182, c. 149]. Описывая субъективизм науки Нового времени, он пишет, что человек не только вычленился из "паутины" связей, державших его под контролем в течение средневековья и стал собой "для себя", но превратился в специфически трактуемого субъекта.
Слово, обозначающее такого субъекта, у древних греков, на которых ссылается Хайдеггер, подразумевает нечто, что, будучи основой всего, "собирает это всё вокруг себя как вокруг центра". Так понятая субъектность предполагает творческую неразрывность субъекта и окружающего его пространства. При этом само представление о пространстве у Хайдеггера изменяется по сравнению с его пониманием в эпоху античности. Оно приобретает форму, которую немецкий мыслитель точно охарактеризовал как "картину мира".
Данное понятие включает в себя природу, историю и некую основу мира, носящую метафизический характер. Эта метафизика коренится где-то и внутри человека, и в космосе, и в истории. В рамках предлагаемой концепции "картина мира" - это не отстранённое воззрение на мир. Таким был объективизм мышления Нового времени. Мыслитель здесь находился как бы вне времени и вне ситуации, что и позволяло ему оценивать мир так, как он "есть". Сохраняя свою силу и влияние до второй половины 20 века, эта точка зрения начинает отступать уже в неклассических философиях 19 века, покусившихся на "священную корову" объективизма. Последний представлялся единственным способом миро-воззрения, позволявшим составить адекватное представление о мире, понимаемом как "окружающий", но не входящий в человека.
Неклассическая философия, увидевшая мир с антропологических позиций, имела смелость включить этот мир в себя. Об этом говорит Хайдеггер, когда безосновательно приписывает "великой греческой мысли" способность "внимать сущему", разверзаясь перед ним и спасать сущее в его развёрстости (язык и проблемы, абсолютно чуждые греческому миросозерцанию) [183, с. 148]. Наличие репрезентируемого образа предполагает не только тот факт, что у нас есть этот образ, но что человек подготовлен к этому образу, понимает его и сообразуется с ним, "впускает его в себя" [184, c. 75].
Образ мира в этом смысле является не его отражением. Отражение носит пассивный характер, не предполагающий истинного проникновения в существо феномена. В случае репрезентации речь идёт о постигнутости мира, которая не совсем адекватно может быть проиллюстрирована марксистским термином активного отражения (всё-таки марксизм с его пафосом воли в истории был в этом отношении неклассической философией). Однако отражение есть отражение - оно сохраняет характер внешнего восприятия вещи, события, явления, сосредотачивается на описании его "истории", на диахронии. Если же речь идёт о репрезентации, то проникновение в вещь происходит и во вневременном, "синхронистическом" аспекте.
В этом случае мир не просто представляется, но проникает в человека и формируется как постигнутый образ. Сущее имеет бытие только в человеке, представляющим его, а также составляющим и "проживающим" его. Взгляд человека на мир становится глубоким, пристальным и личным; сосредоточенным на глобальном, но в рамках личного опыта.
В сущности, репрезентация означает одинокость познающего человека, одинокость пребывающего в мире человека, который ставит перед собой мир как нечто противостоящее, соотносит его с самим собой, но тем самым становится пространством развёртывания сущего, открытого ему. "Он сам ставит себя на сцену".
Исследователи, пишущие о Хайдеггере, обычно не замечают этой ключевой части его понимания субъективности: человек "в