Ви є тут

Російська література та імагологічний дискурс у російсько-французькому літературному діалозі першої половини XIX в.

Автор: 
Орехов Володимир Вікторович
Тип роботи: 
Дис. докт. наук
Рік: 
2008
Артикул:
0508U000149
129 грн
Додати в кошик

Вміст

РАЗДЕЛ 2
УСЛОВИЯ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
РУССКО-ФРАНЦУЗСКОГО ИМАГОЛОГИЧЕСКОГО ДИАЛОГА
В задачи раздела входит: изучить воздействие исторических факторов на процесс
создания русской литературой текста «ответной рецепции», направленного на
реформирование французских представлений о России; выявить на материале
произведений русской литературы типичные образы французов и проследить, как
российские литературные представления о французском менталитете воздействовали
на восприятие русскими литераторами «французского текста о России»; выяснить
степень доступности для российской публики французского текста о России и
обозначить традиционные мировоззренческие константы французского национального
сознания, воспринятые русской литературой и обеспечившие российской публике
адекватное восприятие «французского текста о России».
2.1. Национальный стереотип и «ответная национальная рецепция»: история и
русская литература
В подразделе дается очерк исторических и историко-литературных событий первой
половины XIX в., чтобы проследить логику изменения общественных настроений в
отношении европейского взгляда на Россию, осмыслить процесс национального
самопредставления в России, радикально менявшийся в зависимости от внутри- и
внешнеполитических факторов и соответствующе сказывавшийся на принципах
формирования текста «ответной рецепции» в русской литературе.
В XVIII ст. Россия последовательно стремилась определить собственную роль в
европейской политической и культурной жизни. Начиная с петровских реформ
государство беспрерывно преобразовывалось. Неизменным оставался лишь конечный
ориентир: добиться значимой позиции в кругу европейских держав. Любое
преобразование виделось в сравнении с европейской нормой, а европейское
признание воспринималось как оценка российских успехов. Даже российская
самооценка формировалась в условиях перманентного диалога с европейским
мнением. Тяжелые, но победоносные походы Суворова в Италию и Швейцарию в
1799 г. ознаменовали завершение славного для России XVIII в. В новое столетие
вступала уже новая Европа, где все четче определялась доминирующая сила –
Франция. Эта мятежная страна стремительно разрушала политический баланс. Ее
военная машина угрожала всем соседям, а ее государственное устройство своим
примером вредило престижу любой монархии. Продолжая политику Екатерины II,
император Павел в начале царствования проповедовал ненависть к революции и
якобинцам. Однако, в конце концов, признал необходимость считаться с силой
обновленной Франции и в 1801 г. даже решился поддержать Наполеона и послать
несколько казачьих полков в Индию «для уязвления англичан» [628, с. 520].
Терпимо к Франции поначалу был настроен Александр I. Однако диктаторский рост
Наполеона становился угрожающим, и в 1803 г. России пришлось стать на сторону
антифранцузской коалиции. В русской прессе развернулась пропаганда, клеймящая
Наполеона и напоминающая об исторических победах России. Правительство поощряло
патриотические настроения. И тем сильнее для российской национальной гордости
был удар поражения под Аустерлицем. Но тем более обострялся интерес к
отечественным антинаполеоновским брошюрам.
Подобные издания не только разоблачали завоевательную политику Франции. Они
стремились отразить нападения на Россию со стороны французской прессы.
Разворачивалась «война перьев» [53, с. 9]. Так, в 1807 г. в типографии
И. Глазунова вышла книга «Взгляд на политическое состояние Европы в начале 1806
года. Переведено с подлинника, напечатанного в Истинограде (!) марта 1806
года». Автор опровергал обвинения по адресу России, помещенные во французской
прессе, и резюмировал: «Правда, сказки нравятся, но – вероподобные только». В
качестве приложения в брошюре помещены русские военные письма и донесения из
«Санкт-петербургских ведомостей». Целесообразность такой публикации автор
объяснял следующим образом: «Видя, что пиитическая вольность, с какою
французские вестовщики приобыкли отдавать отчет публике “о чудесах <…>, коими
герой, превзошедший уже всех прочих героев, внедавне превзошел и самого себя”,
и что благородное небрежение, с каковым удаляются они от строгой точности в
своих повествованиях, всюду приемлемых за некую святыню, почел я себя обязанным
для любящих истину исправить ложные сведения, дошедшие, может быть, и до вас
через Французские ведомости <…>» [98, с. 75]. Громоздкий стиль опровержений не
смог бы тронуть читателей более поздних эпох. Но напомним, что это – первые
шаги русской словесности в деле защиты российского престижа от зарубежных
нападок.
В 1807 г. политическая неизбежность заставила Александра I заключить союз с
Наполеоном и смирить пыл антифранцузских выступлений в своей печати. Однако
«Русский вестник» С. Глинки помещал антинаполеоновские публикации даже вопреки
официальной позиции [618, с. 11]. Просмотр журнала позволяет понять, что все
издание настраивало на борьбу с французским влиянием. Почти в каждой публикации
«Русский вестник» превозносил «народный дух» и «веру православную», обрушивал
потоки критики на чужеземные «сластолюбие» и «лжепросвещение», на Французскую
революцию и «ее вдохновителя» Вольтера. В прицел «Русского вестника» попадали и
зарубежные мнения о России, которые в тот период воспринимались особенно
болезненно. Поэтому авторы журнала разоблачали зарубежный взгляд на Россию
порой без видимой связи с предметом своих публикаций.
В №1 «Русского вестника» за 1811 г. помещены «Отрывки о внутренней
промышленности и о сношении оной с нравственностью». Автор повествует, как царь
Алексей Михайлович отправил послов во Францию для заключения торговых
договоров. Вр