РАЗДЕЛ II.
ПРОБЛЕМЫ СООТНОШЕНИЯ ЛИРИЧЕСКОГО СУБЪЕКТА И БИОГРАФИЧЕСКОГО АВТОРА
В современной науке о художественной литературе продолжает бытовать введенный почти девяноста лет назад Ю. Тыняновым термин "лирический герой". Содержание данного понятия не оставалось неизменным. В тыняновское определение лирического героя как "стихового" образа автора, совокупность читательских представлений о личности поэта [201, с. 170] Л. Гинзбург вносит серьезное уточнение: лирический герой - "<...> единство личности, не только стоящей за текстом, но и воплощенной в самом поэтическом тексте <...>" [49, с. 163]. Емкие формулировки не вскрывают проблемы, связанной с рассматриваемым образом. Наиболее явно она заявляет о себе в словарной статье И. Роднянской, которая трактует лирического героя как "<...> образ поэта в лирике (выделено курсивом И. Роднянской. - И. С.), один из способов раскрытия авторского сознания" [91, стлб. 452]. Таким образом, обобщенное значение понятия (образ поэта в лирике) сталкивается с конкретным (один из способов раскрытия авторского сознания). Дефиниция приводит к выводу, что есть другие виды выражения авторского сознания. Действительно, ученые выделяют лирическое "я" и его грамматические формы, голос4 (или внеличные, внесубъектные формы выражения авторского сознания), наиболее дистанцированного от личности автора - ролевого героя. Однако в литературоведческом тезаурусе отсутствует понятие с обобщенной семантикой, которое бы включало перечисленные типы субъектной организации текста. Исследователи нередко оперируют подходящим, на первый взгляд, термином - "литературная личность". Но для того, чтобы была учтена родовая специфика анализируемого художественного материала, по нашему мнению, целесообразно актуализировать категорию "лирический субъект" - лишенную "исследовательской эмоции" (Л. Орехова) и вместе с тем способную стать примером продуктивной формализации.
2.1. Лирический герой И. Л. Сельвинского
Проблема отношений автора как конкретно-эмпирической личности, автора-творца и автора в художественном произведении (лирического субъекта применительно к лирике) - была и остается одной из самых дискуссионных. Но, поскольку понятие "автор-творец" мы трактуем как "дух авторства", обладающий положением "вненаходимости" [14, с. 18] по отношению к герою, наше внимание сконцентрировано на определении соотношения таких категорий поэтики, как "лирический субъект" (включающий в себя лирического героя, лирическое "я" и его формы, голос, ролевого героя) и "биографический автор".
К. Зелинский о Сельвинском писал: "Его личность присутствует во всех произведениях <...>" [68, с. 14]. Наверное, поэтому одну из самых больших групп стихотворений Сельвинского составляют произведения с лирическим героем. Содержание "я" поэта менялось на протяжении его творческого пути. Проследим этот процесс.
Ранние произведения Сельвинского вбирают в себя конкретные факты реальной биографии автора, передают мироотношение становящейся личности. В детстве Сельвинский, как и многие его сверстники, играл в деревянных солдатиков, "чтобы никто не видел", потому что это обычно происходило тогда, когда надо было "зубрить уроки наутро", что нашло отражение в стихотворении "Солдатики" (1918). Как и многие в отрочестве, представлял себя прославленным сыщиком ("Шерлок Холмс"). Подобно большинству гимназистов, с трудом высиживал на уроке, когда "на улице третье марта" ("Географическая карта", 1917 - 1918) и беспричинно льется "смех золотого разлива, / Пенистый, сочный, отличный!" ("Юность", 1918). В эту пору сердце поэта "налито любовью", но он не знает, кого любить:
Нину? Слишком косматы брови,
Галю? Тоже не очень, тово.
Куда ж, на кого же излить наконец
Внешних чувств боевую парадность?
("О любви", 1918) [179, с. 81]
Лирический субъект иронизирует над своими безудержными эмоциями, для передачи которых он прибегает к ассонансу, аллитерации, удвоению согласных: "И брожу меж дач и долблю, как скворец: / "Я люблю тебя, моя ррадость..."" [179, с. 81].
В каждой девушке герой, одинокий, "как демон", но с переполняющей сердце стихией чувств готов видеть свою любовь, даже в той, которая сидит на скамье с другим. Ну "что тут небывалого такого?" - спрашивает он.
Может быть, влюблен в нее и я ?
Я бы с ней поговорил толково,
Если б нашею была скамья...
("На скамье бульвара", 1920) [179, с. 126]
А может, его судьба - девушка на пляже, завязывающая в узел "белорусое свое богатство"? Но Сольвейг "удаляется навеки" "об руку со старичком" ("Евпаторийский пляж", 1922), а юноша печалится:
... в сердце моем, как и в утре (туманном. - И. С.) темно
И скучно - ни шума, ни воя...
("Элегия", 1917 - 1918) [179, с. 102]
... отошло мое время звеня...
Эхо мое лает в меня,
А я не могу ответить.
("Элегия", 1917 - 1918) [179, с. 103]
На душе героя неспокойно: "Чего, ну чего я в жизни ищу - / и сам сказать не умею" [179, с. 102].
Оказывается, юность полна терзаний и мук, о которых и поговорить не с кем: "С кем поделиться, с кем? / Маяк лупоглазит ввысь очки, / Разве знает он боль душ?" ("Эскиз", 1917 - 1918). В двадцать пять лет лирический герой уже "почти устал". "... Начертанная дата / Хоронит призраки и сны, / Мечты, зеленые когда-то" - "иными красками полны" ("Осень") [170]. Неожиданно "с изуверской яростью" подкатило к поэту чувство "наступления старости", стал чудиться "...лысый рот / И будто бы губы черные" ("Memento mori", 1917 - 1918) [179, с. 101]. Деталь внешней характеристики героя - "черные губы" - становится реальностью в стихотворении "Автопортрет" (1916). Поэт, глядя в зеркало, видит
...суровое лицо,
Пролет широких век и сдвинутые брови,
У рта надутых мышц жестокое кольцо
И губы цвета черной крови.
...Низкий лоб, упрямый срез волос,
Глаза, знакомые с огнем творящих болей.
И из угрюмых черт... веет силой гроз,
Суровою жестокостью и волей [179, с. 40].
Эти