Раздел 2). Сродни Райнеру герой повести "Овцебык" (1862) Василий Богословский - бунтарь-одиночка, стремившийся поднять народ на борьбу за справедливость, лелея мечту о революции во имя гуманного и справедливого общественного порядка.
Скитальческий образ жизни, духовные мытарства Василия Богословского по авторскому замыслу непременно должны были привести читателей к мысли о непосредственном обращении интеллигенции к народу. Глупые, бессодержательные разговоры не могли удовлетворить его цельную личность, жаждущую практической деятельности: "Болты болтают, а сами ничего не знают" [115, т. 1, с.52]. Чуткий к чужому горю и неприемлющий любые виды насилия, начинает он вести пропаганду среди раскольников, богомольцев, рабочих. Однако слишком "блажными" представлялись им его проповеди, которые так и не доходят до их сознания.
В образе сына сельского дьячка Василия Богословского воплощены наиболее яркие черты будущих лесковских праведников. "Ему отдавать было нечего, но он способен был снять с себя последнюю рубашку и предполагал такую же способность в каждом из людей, с которыми сходился ..." [115, т. 1, с.32].
Таким образом, почти за десять лет до знаменитого "хождения в народ" Лесков предостерегал революционную молодежь от бессмысленных поступков и надежд. Подобные предупреждения несколько позднее будут высказаны писателем в очерке "Загадочный человек". Лесков не видел никакого смысла в стремлениях революционных демократов "поднять" народ на борьбу. Он указывал на беспочвенность, несбыточность их иллюзий и надежд, подвергая их историческому переосмыслению.
Сходство с "овцебыком" Василием Богословским - бунтарем-одиночкой середины 50-х годов, отправившимся на поиски правды, наблюдается в образе Шерамура из одноименного рассказа Лескова (1880). Подобно Василию Богословскому, Шерамур подвергается различным соблазнам, жизнь тоже бросает его из одной пропасти в другую. Лесков верно обрисовал основные черты русского бунтаря, психологический тип человека, принадлежащего по своему происхождению к "благородному" сословию, но по своему мировоззрению и интересам не имеющего ничего с ним общего. В образе Шерамура угадываются черты будущих скитальцев А.П. Чехова и А.М. Горького, свободно преодолевающих межсословные перегородки.
Настоящие революционеры, осознав, что "идти некуда", признали ошибочность своего пути. Артур Бенни ("Загадочный человек") во время своего заключения в тюрьме, читая русские книги, "между прочим прочел всего Гоголя. По прочтении "Мертвых душ", он < ... > сказал: - Представьте, что только теперь, когда меня выгоняют из России, я вижу, что я никогда не знал ее < ... > Мои несчастья произошли просто оттого, что я не прочитал в свое время "Мертвых душ". Если бы я это сделал хотя не в Лондоне, а в Москве, то я бы первый считал обязательством чести доказывать, что в России никогда не может быть такой революции, о которой мечтает Герцен" [115, т. 3, с.367-368]. Н.С. Лесков не раз обращался к Н.В. Гоголю, переосмысляя позиции, какие занимал он в 60-е годы. (См. об этом также [33]).
Есть у Лескова и мнимые нигилисты вроде Дарьи Николаевны Бизюкиной ("Соборяне") (1872). Ее нигилизм - это пустословие, бессодержательная болтовня, фарс, граничащий с глупостью, показная бравада. Этот образ сродни тургеневским персонажам Ситникову и Кукшиной. Среди этих героев выделяется также дьякон Ахилла Десницын, честный, глубоко порядочный человек, высоко духовный, для которого модные теории - лишь мимолетное увлечение. По приезду из Петербурга домой дьякон так объявил о своих "новых понятиях" Туберозову: "... религия, как она есть, так ее и нет, а блоха это положительный хвакт. Так по науке выходит ..." [115, т.4, с.279]. Подобная ситуация наглядно демонстрирует влияние заразных нигилистических идей на людей, совершенно далеких по своему складу характера от человеконенавистнических теорий всеобщего отрицания.
Круговорот событий русской жизни пореформенной эпохи захватывает в своем вихре и совершенно лишенных наполеоновских амбиций людей, не имеющих никакого отношения к фантасмагорическим идеям всеобщего отрицания. Так, одержимость мыслью "изловить самого дерзновеннейшего потрясователя, распространявшего листки" [115, т.9, с.581], приводит станового Оноприя Перегуда из повести "Заячий ремиз" в сумасшедший дом. Образ сумасшедшего дома не случайно использован Лесковым. По мысли писателя, Россия второй половины XIX века, охваченная революционными настроениями, напоминала собою сумасшедший дом, в котором даже духовно сильные, здоровые люди теряли разум.
"Петербургские нигилисты", рисующиеся под отрицателей, изображены в романе "Обойденные" (1865) в образах комических газетчиков Спиридона Меркуловича Вырвича и Ивана Ивановича Шпандорчука. Прочитав роман И.С. Тургенева "Отцы и дети", они возомнили себя отрицателями, претендующими на роль служителей прогресса. Это - фразеры, вульгарные болтуны, люди недалекие и бестактные. Они ценят теории и презирают искусство.
Для сибирского купца, имя которого автор очерка "Загадочный человек" не называет, революционное движение - тоже лишь дань моде и рисовка под прогрессивность. Богатый купец, познакомившись в Лондоне с А.И. Герценом, решил изобразить из себя либерала и организовать печатание "Колокола" в Сибири. Однако его напускной, наигранный интерес к революционным теориям, желание участвовать в социально-демократическом движении - только лишь бравада, исчезающая по мере приближения к границам Российской империи. Обескураженный подобным поведением купца, Бенни все искал ответ на вопрос: "что это за странный закал в этом русском революционере? Все он только ест, пьет, мечет банки, режет штосы, раздевает и одевает лореток и только между делом иногда вспомнит про революцию, да и то вспомнит для шутки: "А что, мол, скажешь, как, милый барин, наша революция!" [115, т.3, с.290].
Ничипоренко - один из героев очерка "Загадочный человек", причисляя себя к сторонникам радикальной теории и пользуясь "славой первого русского
- Київ+380960830922