Раздел 2. Мифологические реминисценции в художественном мире Пушкина.
2.1 Открытие мифа: от Керчи до Гурзуфа.
Исследователи биографии поэта убедительно доказали, что путешествие Пушкина
вместе с Раевскими планировалось за несколько месяцев до отъезда поэта из
Петербурга (77; 124; 143; 220). Возможно, разговоры о местах, которые
предстояло посетить, велись и в салоне Раевских, и в кругу друзей.
Первоисточником информации о Крыме, скорее всего, служили путевые записки тех
немногих путешественников, кто отважился проехать по дикому и малоизвестному в
те годы краю, а так же рассказы немногочисленных владельцев имений в Крыму. Эта
информация была субъективная и не всегда точная и правдивая. Мемуары
путешественников и салонные беседы, попадая в поле «мифогенной ситуации»,
явились «строительным материалом» для формирующегося «мифа о Крыме». На наш
взгляд, образцом подобных светских бесед может служить рассказ Н.К.Загряжской,
записанный Пушкиным в начале 30-х годов.
Очевидно, что Пушкин был знаком с некоторыми эпизодами этого мифа и ехал в Крым
с определенным «багажом» знаний об этой стране. Например, письма поэта
свидетельствуют, что у него еще до путешествия сложилось ошибочное
представление о том, что в Керчи находится могила знаменитого противника Рима
понтийского царя Митридата. Пушкин был уверен в реальности существования
могилы: по приезду в Керчь он «тотчас» отправился на ее поиски: «Здесь увижу я
развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи думал я…» (169,
т.13, с. 18). Однако увиденное оставило поэта совершенно равнодушным. Это
равнодушие удивило и испугало его: он предпринимает попытку «разбудить»
вдохновение по рецепту романтиков – «на вершине горы Митридат «сорвал цветок
для памяти», однако «на другой день потерял безо всякого сожаления» (169, т.
13, с. 251). С горечью Пушкин вынужден констатировать: «Воображение мое спало,
хоть бы одно чувство, нет» (169, т. 13, с. 999). Не трудно заметить, что поэт,
удивительно восприимчивый к окружающей обстановке, умеющий найти для выражения
своих ощущений удивительно точные и емкие поэтические формулы, очень скуп в
оценке своих первых впечатлений в Крыму. В письмах о Крыме памятники Керчи он
лишь вскользь упоминает, к древностям Феодосии удивительно невнимателен,
величественный Чатырдаг, который позднее восхищенно описывал А.С.Грибоедов (49)
«не различил, да и не любопытствовал». Из всей массы достопримечательностей,
которые мог увидеть поэт в первые дни пребывания в Крыму, поэтического
упоминания была удостоена лишь так называемая «могила Митридата», о которой
поэт узнал в Петербурге.
Исследователи отмечали, что после южного путешествия «…Пушкин испытывал в себе
самом некоторую неудовлетворенность своим отношением к Крыму и чувствовал
внутреннее недовольство тем, как он на первых порах держался у берегов Тавриды»
(166, с. 2). Причину этого равнодушия объясняли по-разному. Одни ответ на этот
вопрос видели в скудности впечатлений, обиде обманутых ожиданий двадцатилетнего
впечатлительного юноши. Так, С.Ф.Платонов полагал, что невнимательное отношение
Пушкина к таврическим древностям «лучше всего прочего свидетельствуют о
поверхностном отношении к древностям … той компании туристов (Раевских), в
составе которой в те дни был Пушкин. Их общество было способно увидеть немного»
(166, с.3). Б. Недзельский считал, что впечатления от грандиозных пейзажей
Кавказа заслонили менее яркие картины крымской природы, обычаи нравы диких
горских народов оказались более привлекательными для романтического
воображения, чем быт живущих в Крыму архипелажских греков и татар, а
невыразительные следы античного величия оставили поэта и вовсе равнодушным
(143, с. 13-15). И.Медведева-Томашевская причину равнодушия Пушкина увидела в
отсутствии времени для более подробного знакомства с древностями и
некомпетентности экскурсоводов. «Жалкая болтовня доморощенных гидов, грязь,
пыль, толчея мелкой торговли, неопрятные лачуги и угодливые чиновники – вот
впечатление о Керчи, которое Пушкин мог получить за несколько часов своего
пребывания» (124, с.15).
Другие ученые предполагали причину пушкинского «равнодушия» в
литературоведческих исканиях поэта. С.А.Адрианов, возражая С.Ф.Платонову,
указывал, что «первоначальное равнодушие Пушкина к Крыму … связаны с его
художественными интересами… Пушкин … ожидал от Крыма впечатлений, которые
пробудили бы его к поэтической работе. По характеру тогдашнего литературного
стиля этим надеждам естественнее всего было связаться с остатками античной и
татарской культур, так как сентиментально - романтическая традиция …
разрабатывала тему медитаций на руинах былого величия». Но «шаблон медитаций он
уже перерос», поэтому взглянул на Керчь и ханский дворец реалистическим
холодным оком мало сведущего туриста…» (7, с.6).
Подводя итог исследованиям, В.П.Казарин отметил: «Научная трактовка развалин
явно разочаровала Пушкина. По прибытии в Керчь поэт торопился на встречу с
легендой. …Легенда будила романтическое воображение и помогала творить….
Археологическая реальность, убивая вымысел, убивала воображение поэта –
романтика… Пушкин к художественному освоению такой прозаической реальности был
еще не готов» (75, с.89).
Как говорилось выше, в Петербурге Пушкин ознакомился с некоторыми элементами
«крымского мифа». В Керчи поэт получил исторически достоверную информацию,
разрушающую прежние представления-мифологемы. Думается, отсюда – горечь
разочарования. Пушкин не единственный, кто испытывал в Керчи подобные чувства –
об аналогичных впечатлениях упоминали Г.Гераков, И.Муравьев-
- Київ+380960830922