Ви є тут

Творчість М.І.Цвєтаєвої в культурологічному контексті: мотиви, теми, образи

Автор: 
Міщур Тетяна Леонідівна
Тип роботи: 
Дис. канд. наук
Рік: 
2006
Артикул:
0406U003840
129 грн
Додати в кошик

Вміст

РАЗДЕЛ 2
ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРОВИДЕНИЯ
М.И.Цветаевой
Погруженность творчества М.Цветаевой в самые различные и глубинные пласты
культуры совершенно органична. «Для Марины Цветаевой Искусство объемлет все,
как Жизнь, - писал Л.Озеров. - Жизнь и Искусство - это не синонимы. Это
зависимые друг от друга суверенные миры. Поэт - мост между ними» [136, с. 14].
В этой связи важно увидеть, как формировался внутренний мир Цветаевой и как это
определило ее отношение к европейской культурной традиции. Для поэтессы
ценность, значимость произведений искусства не зависела от того, к какой
культуре оно принадлежит, что отразилось как в цветаевских статьях и записных
книжках, так и в переписке с Б.Пастернаком и Р.М.Рильке.
2.1. Формирование эстетических воззрений М.И.Цветаевой
В мире цветаевской поэзии особое место занимает мир детства, детское восприятие
всего окружающего. Скажем, детские впечатления в очерке «Мой Пушкин» органично
вписываются в модель мира М.Цветаевой, и поэт как персонаж этого мира во многом
«родом из детства». Зрелый художник откликается на первый порыв потрясенной
детской души, и через годы этот импульс обретает свое художественное
воплощение. В очерке «Наталья Гончарова» (1929) М.Цветаева писала: «Детство –
пора слепой правды, юношество – зрячей ошибки, иллюзии. <…> История моих правд
– вот детство. История моих ошибок – вот юношество. Обе ценны, первая как Бог и
я, вторая как я и мир» [189, т. 4, с. 79-80]. В своих воспоминаниях А.Эфрон
связывает отношение М.Цветаевой к изобразительному искусству и музыке с ее
детством, с влиянием родителей: «Из двух начал, которым было подвлиянно ее
детство, – изобразительные искусства (сфера отца) и музыка (сфера матери), -
восприняла музыку» [216, с. 303].
Марина Цветаева родилась в семье, которой было присуще преданное служение
искусству. Как замечают В.Рогозинский и С.Сафарян, «отец и его музей были для
будущей поэтессы живыми символами мировой художественной культуры, которые она
пронесла сквозь счастливые и трагические версты своей исключительной и
творческой судьбы» [155, с. 125]. И хотя Марина Ивановна пишет, что «от матери
я унаследовала… всю себя», нельзя не учитывать влияние отца на ее духовное
развитие и формирование эстетических вкусов. В «Ответе на анкету» Цветаева,
говоря о главенствующем влиянии матери: «музыка, природа, стихи…», вместе с тем
отмечает, что влияние отца было «более скрытое, но не менее сильное… (Страсть к
труду, отсутствие карьеризма, простота, отрешенность)» [189, т. 4, с. 622].
В доме Цветаевых частыми гостями были университетские профессора,
искусствоведы, филологи, историки; их разговоры создавали определенную
атмосферу. Анастасия Цветаева писала в одном из писем: «Споры филологов из
папиного кабинета…, как мамин рояль (вся классическая музыка!) – питала
детство, как земля питает росток» [73, с. 149]. Несомненно, эти ростки дали
всходы в творчестве М.Цветаевой.
Многие мемуаристы и исследователи жизни и творчества поэтессы писали о
непростых отношениях между членами семьи Цветаевых. К примеру,
А.Жернакова-Николаева полагала: «Лейтмотивом цветаевского дома было взаимное
непонимание» [63, с. 52]. По её мнению, Иван Владимирович Цветаев не понимал
«своих детей, а они, в свою очередь, не понимали его» [63, с. 52]. Но дети,
конечно, не могли не испытывать влияния отца с его увлечением историей и
культурой. С.Липеровская вспоминает, что в семье Цветаевых собирались вместе
только в столовой. Но во время чаепития нередко возникал разговор, в котором
участвовал Иван Владимирович. «Он охотно рассказывал о своей работе, о
путешествиях за материалами для музея в Египет, Грецию и Италию, о
замечательных сокровищах, которые там хранятся. Меня особенно увлекали рассказы
об античном искусстве» [107, с. 36]. Вероятно, они не могли не увлечь и дочерей
В.И.Цветаева. Атмосфера дома Цветаевых создавала ощущение повседневной
сопричастности с миром искусства; оно не воспринималось как что-то инородное,
принадлежащее иным культурам.
И.В.Цветаев стремился отыскать общие начала эстетики, что позволило бы увидеть
непрерывность развития искусства, выработать определенные объективные критерии
анализа стиля, выражающего значимое содержание. Именно он задумал своеобразную
«архитектурную цитату»: в основу главного фасада будущего Музея Изящных
Искусств был положен ионический ордер восточного фасада Эрехтейона – храма на
Акрополе в Афинах. И все здание, снаружи и внутри, полно исторических
реминисценций. Для дочери профессора искусствоведения не существовало сомнений
в значимости понятий формы и содержания; как и для греков, для нее уже сама
форма была содержанием: «Как я, поэт, то есть человек сути вещей, могу
обольстится формой?.. Отолью форму, потом заполню…Да это же не гипсовый
слепок!.. обольщусь сутью, потом воплощу. Вот поэт. И воплощу (здесь уже вопрос
формы) возможно насущнее. Суть и есть форма, - ребенок не может родиться иным!»
[189, т. 5, с. 296]. Здесь речь идет о двуединстве формы и содержания, когда
телесность и духовность сливаются воедино.
Важность этической заповеди отца отмечается М.Цветаевой в очерке «Дом у Старого
Пимена» (1933): «”Под небом места много всем” - вот его однострочное, детям по
каждому поводу высказываемое исповедание» [189, т. 5, с. 121]. Это
«исповедание» отца на всю жизнь определило ее отношение к людям. И если
вспомнить, что в жизни И.В.Цветаева его работа не отделялась от событий
семейных, пронизывала весь домашний уклад, как активно была вовлечена в его
дело жена Мария Александровна, тесть Александр Данилович, то становится вполне
ясно значение влияния род