РАЗДЕЛ II
ТИПОЛОГИЯ ГЕРОЕВ В ЖЕНСКОЙ ДРАМАТУРГИИ
80-х - 90-х ГОДОВ ХХ СТОЛЕТИЯ
2.1. Типология женских персонажей
Смена культурных и художественных парадигм конца века повлекла за собой поиски нового героя, адекватного социуму. Культурный кризис привел к деконструкции прежней концепции героя и вывел на сцену представителя нового поколения, которое выросло "в сложный период переоценки ценностей" [27, с. 22].
В широком смысле антигероями можно назвать все персонажи современной женской драмы ?не считая нескольких детских образов, например, в пьесах Ксении Драгунской, и ряда второстепенных типов, чаще всего представителей старшего поколения?. В узком смысле, по отношению к женским образам, этот термин становится синонимом слову "безлюбая", ибо именно женщина во всей истории цивилизации считалась, что совершенно справедливо, источником и оберегом любви. Размышляя над женскими образами, В. Поплавский пишет: "Героиня - это не то же самое, что герой, только в женском варианте: герою мы готовы сопереживать даже в том случае, если он не пользуется безумным успехом у противоположного пола, а героиня, лишенная сексуальной привлекательности, уже не вполне героиня..." [73, с. 190]. Поэтому критик утверждает, что нет необходимости употреблять термин "героиня-любовница" ?ср. герой-любовник?, так как это тавтология.
Тема любви, наряду с темой женской самореализации, "царит" в женской драматургии. Говоря о пьесах Ольги Мухиной, Ксении Драгунской, Елены Исаевой, критик А. Злобина отмечает, что у них сплошная любовь: "Это, кстати, для нас тоже ново: во всей российской драматургии есть, кажется, лишь одна достойная пьеса, занимающаяся исключительно любовными проблемами, - "Месяц в деревне"; ну, так Тургенев недаром жил во Франции" ?42, с.201?.
Женские образы пьес К. Драгунской ?"Яблочный вор", "Русскими буквами", "Мужчина, брат женщины"?, Е. Исаевой ?"Абрикосовый рай", "Убей меня, любимая", "Третьеклассник Алеша"?, Н. Птушкиной ?"Монумент жертвам", "Пока она умирала", "Пизанская башня"?, Е. Греминой ?"Колесо фортуны"?, О. Михайловой ?"Чистое сердце"?, Л. Евгеньевой ?"Мой божество, моя кумир"?, Л. Разумовской ?"Житие Юры Курочкина и его ближних"?, Е. Поповой ?"День корабля"? объединены одним стремлением - любить и быть любимой, что героиням фатально не удается.
Выяснить, почему, - главная задача авторов. Несхожие жизненные ситуации, оригинальные характеры, существующие в разных частях света ?даже "пространствах", "измерениях"?, связаны этой проблемой.
"Любовь - не секрет, а тайна. В секрет играют, а от тайны сходят с ума" ?129?. Так вот и авторы, и их герои, а вместе с ними и читатели ?зрители? "сходят с ума" от вопросов, которые ставит сама жизнь. И первый из них: почему настало "безлюбое" время. Нельзя сказать, что герои не хотят или не могут любить, не пробуют выбраться из "безлюбья", просто эпоха, отображенная драматургами, создала платформу, где "счастливая любовь" в принципе не имеет места. Если считать любовь чувством, основанном на гармонии, душевном единстве, способности к самоотдаче, то она не вписывается в наше время. Любовные удачи и неудачи, например, в литературе XVIII - XIX веков носили иной характер, нежели в конце ХХ столетия. Несчастная любовь и безответная любовь являлись лишь подтверждением существования любви, они утверждали счастливую любовь как основу. Это касается не только отношений "мужчина - женщина", но более широкой сферы жизни, включая любовь к детям, родителям, друзьям и т. д.
Уже рубеж ХIХ - ХХ вв. выдвинул свое нетрадиционное понимание проблемы, а конец прошлого столетия еще больше усложнил нетрадиционность. Разрушение казавшейся незыблемой системы жесткой цензуры привело к тому, что в русскую драматургию почти одновременно проникают идеи феминизма, элементы театра абсурда, приемы экзистенционального медитативного психологизма.
Многие исследователи ?М. Громова [29], Е. Сальникова [72], А. Есин [33], В. Бегунов [10], Е. Эрнандес [114]? отмечают доминирование бытовых проблем в современной драматургии. Социальные катаклизмы подменили понятие "жизнь" другим - "выживание". В результате этого любовь как "мистическое таинство" удаляется из центра на периферию жизни, а иногда исчезает совсем.
Сами герои, возможно, и не понимают, но чувствуют сложившуюся ситуацию. "Никто никого не любит. Такие теперь времена" ?135, с. 90?, - говорит персонаж пьесы К. Драгунской "Яблочный вор". Конечно, подобные суждения кажутся максималистскими: герои любят каждый по-своему, тянутся к этому чувству, ощущают невозможность бытия без него, только почему-то их любовь преобразуется либо в безнадежность, либо в неблагополучие, либо в трагедию, а иногда в убожество. Таким образом, складывается ситуация со знаком " - ". Нельзя сказать, что в работах "драматургесс" ?термин Е. Стрельцовой? нет истинной любви, всепоглощающих чувств. Есть, но после прочтения большинства женских пьес остается тяжелое ощущение "неполноценности", "деформированности", "духовной неудовлетворенности". Следуя мысли О. Кучкиной, "куда, во что выходит пьеса - и есть самое важное, потому что в "послевкусии" пьесы заключен весь ее смысл" ?148, с. 105?, можно сказать, что более важным является именно это ощущение для обозначения "безлюбого" времени.
Категория любви настолько широка, что иногда закрывает собой все: "Справедливости вообще нет. Есть только любовь. И нелюбовь" ?165, с. 32?, а иногда для героев она почти ничего не значит. Часто героиням достаточно самим любить, чтобы быть счастливыми. А порой нужны рыцари, способные сражаться за свою любовь. Всевозможные ситуации обрисовываются в пьесах, но все они объединены стремлением ответить на один единственный вопрос: почему нет любви, а если и есть, почему с ней плохо?
"И что за любовь это была, за проклятое мучение? И почему мне без нее так хорошо?" ?129?, - вздыхает облегченно героиня пьесы Е. Греминой "Колесо фортуны". Стремясь осуществить свою мечту, герой теряет любимую женщин