РАЗДЕЛ 2
ГЕНЕЗИС КОНЕЧНО-ЧИСЛОВЫХ СТРУКТУР В ПРЕДФИЛОСОФСКОЙ ТРАДИЦИИ. НУМЕРОЛОГИЧЕСКИЙ
МИСТИЦИЗМ И СИМВОЛИЗМ ПИФАГОРЕЙЦЕВ
2.1. Общая нумерологическая направленность в допифагорейской предфилософской
традиции
Актуальность исследований пифагорейского учения, в значительной мере оказавшего
влияние, посредством таких философов и ученых как Парменид, Эмпедокл, Платон,
Гиппократ, Эвклид и т. д., на всю без исключения европейскую культуру и науку,
переоценить невозможно. Необходимость же рассмотрения древнегреческой
допифагорейской традиции заключается в том, что отыскание общей или смежной
символики религиозных основ орфизма, дионисийства и всей древнегреческой
культуры дает нам возможность развернуть некоторые непонятные детали
пифагореизма и, в частности, проливает свет на использованные последователями
школы символические аналогии применявшиеся и в числовом мистицизме, которые по
известным причинам не вытекают из учения, дошедшего до нас фрагментарно, но
воспринимаются естественным образом в качестве общеизвестной, заданной
символической структуры.
Уже с первых строк древнегреческой философии мы видим абсолютно иное от нашего
понимание числа: число не как тождественность своему количественному атрибуту,
но число – как символ, что и ставит перед нами два равнозначных вопроса: каким
образом становится возможным существование неструктурированных чисел, и прямо
противоположное этому – каким образом возможно существование конкретных чисел?
Естественно было бы предположить, что количественность, как свойство множества
характеризующее неструктурированные числа, должна была возникнуть из изменения
(увеличения, уменьшения) единиц: то есть сущностей взятых по некоему общему
признаку, следовательно, идентичных, и лишенных качественных атрибутов. Но
традиция определяет священные троицы, четверицы, седьмицы, и т. д., еще до
возникновения аттической системы счисления датируемой VI в. до н. э.; а эти
троицы и седьмицы являют собой вполне конкретные персоналии, как например:
Деметра-Персефона, Зевс-Посейдон-Аид, или какие-либо инкарнации, обладающие
конкретными качествами и несущие вполне конкретное сакральное значение [72].
Таким образом, в ней закладываются предпосылки для существования конкретных
чисел обладающих некоторыми качественными атрибутами.
Одной из характерных особенностей всей древнегреческой традиции, которую
следует постоянно учитывать в данном исследовании, является идея единства,
символически отождествляемого с единицей. Так, сравнительно поздняя концепция
герметиков, стоиков, неоплатоников и т. д. – unio mystica представляла собой
реминисценцию орфических космологических мифологем и вполне возможно стала
своеобразным выводом из всех древнегреческих религиозных воззрений,
основывавшихся на принципе манифестационизма [64]: Зевс порожденный, он же
пожирающий предшествующего бога тем самым отождествляемый с ним и становящийся
до себя же самого, далее – эманирующий себя, нисходящий во все вещи [27, 102].
Концепция космического единства имеет своим следствием мистическое
отождествление богов и материальных уэмвплпт в том числе и чисел, что имеет
место не только в поздней магии, но и всей греческой культуре.
Вопрос «сколько» имеет прямое отношение к количеству, но какое отношение он
имеет к онтологии числа? Вопрос «сколько» является лишь вторичным к уже данной
структуре. Количественность не будет первична, и будет оставаться лишь
следствием самой данности, пусть даже числовой. Аналогично и в нашем случае:
исследуя зарождение числовых последовательностей нам не следует пытаться найти
его в безликой количественности. Количество возникает во взаимодействии чисел и
является одним из аспектов их взаимосвязи (более ее следствием), хотя
естественно и неотъемлемой частью этого процесса.
Неизменным атрибутом количественности является неструктурированность
заложенная во множестве, которое лишено цикличности, так как цикличность
образующаяся во множестве закладывает в нем дифинитивность. Такое множество в
греческой философии может символически выражаться через орфико-пифагорейскую
диаду.
У древних греков количественность вторична по отношению к числу: орфический
Дионис – это мистическая диада, Аполлон же – безличная монада [41, 167], [29],
и при этом Дионис нисходящий – это множество [95], [97]. Таким образом, диада –
это не только необходимое условие существования множества, но и тождество
порождаемому множеству. Аполлон восстанавливает Диониса, предотвращая его от
нисхождения в «титаническое множество», собирая и ставя над ним аполлоническую
монаду. Само число – это символ в котором есть условное деление на единицу и
остальное множество – это его неизменные архаичные атрибуты, которые
сопутствуют его интерпретации в греческой культуре более тысячелетия. Диада –
начало безграничности, которое не допускает четкой дифференцируемости, ведь
множество это и 3 и 5 и наконец миллион, а сама эта числовая
неструктурированность уже предусматривает любую их конкретизацию, то есть
является количественным атрибутом числа. Ведь числа сто, сто один точно также
как и любые другие числа натурального ряда, заключены в потенциале числа; и
таким образом, что удивительного в том, что диада может отождествляться
древними с самой бесконечностью?
Олимпиодор, как и в целом, неоплатоники сообразно орфическим мифологемам
называет множество «титаническим», так как именно титаны безумно раздирают
Диониса на части лишая его целостности, погружая в беспредельность множества. С
другой же стороны, только такой иррациональный акт несет в себе возможность
космической эманации единства во множество.
- Київ+380960830922