РАЗДЕЛ 2
ЦВЕТОНАИМЕНОВАНИЯ ПРИРОДНЫХ ОБЪЕКТОВ
В ЛИРИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М. ВОЛОШИНА
2.1. Отражение эстетики Серебряного века в творчестве М. Волошина
Максимилиан Волошин занимает особое место в ряду ярких представителей
Серебряного века. Его поэтическое наследие изучалось в аспекте общих тенденций
литературы начала ХХ века, литературных течений, направлений и эстетики этого
периода ([108; 127; 145; 167; 188-190]), а также являлось предметом
лингвистического исследования в аспекте изучения языковой личности ([81;
172-174; 226; 227; 271]).
Творчество поэта многогранно. Он проявил себя как самобытный художник, поэт,
переводчик, художественный и литературный критик, философ. С. М. Пинаев
утверждает, что такой «мощной поэтической амплитуды не было и нет ни у одного
другого поэта» Серебряного века, а феноменальность поэта для русской культуры
заключена в том, что «вся его западно-восточная ориентация в ее органичном
творческом преломлении при глубоко русских корнях – явление в поэзии совершенно
уникальное» [189, с. 22-23].
При внешней близости к различным литературным течениям ? символизму, акмеизму,
неоклассицизму, неореализму, экспрессионизму ? Максимилиан Волошин всегда
оставался самим собой и, как заметил А. Белый, проходил «сквозь строй чужих
мнений собою самим, не толкаясь» [23, с. 228]. В своем творчестве он опирался
на широкий культурный контекст. Одним из наиболее важных источников сюжетов его
поэзии является мифология как один из богатых «источников образов и цитат»
(Кожевникова Н. А.). Для авторской картины мира характерно использование
общеязыковых мифологических образов, взаимодействующих с индивидуальным
мифотворчеством поэта. Стихи поэта наполнены преданиями, мифами разных времен и
народов и не ограничены каким-то конкретным периодом. Мифология Волошина и
христианская, и античная. Его стихи проникнуты поэтикой античных мифов и
библейскими образами, что является результатом большой эрудированности и
культурной грамотности. Имена богов, исторических деятелей, литературных
персонажей редко используются в своем прямом значении, обычно они выступают как
«разные оболочки определенных вечных идей и сущностей» [108, с. 44]: По мертвым
рекам всплески весел; Орфей родную тень зовет (т. 1, с. 61); Горной тропою
ведет Антигона В знойной пустыне слепца (т. 1, с. 71); Меня – Эдипа, ты послал
Искать зловещих откровений? (т. 1, с. 77); Где тайной Эроса хранится вещий мед
(т. 1, с. 80); А по степям несется бег коней, Как темный лет разгневанных
Эринний (т .1, с. 94). Тенденция обращения к мифологии наблюдается вплоть до
1920-х г.г.: Клубится мрамор всех ветров – Самофракийская Победа! (т. 1, с.
168), что говорит о ее устойчивом характере в индивидуальной картине мира
автора.
Уже в зрелом периоде творчества поэт тяготеет к христианству и христианской
символике, что многократно подтверждается строками его лирических произведений:
Божий лик в глубинах темных вод (т. 2, с. 115); И дыханье бездны! Аллилуйя!
Аллилуйя! Слава Тебе, Боже! (т. 2, с. 101). Отчетливо прослеживаются
христианские образы: Под синей схимою Простерла даль Неотвратимую печаль (т. 1,
с. 104). Обращает на себя внимание то, что в данном контексте, помимо самого
обета православной религии (схима – в православии: монашеский обет вести
аскетический образ жизни; высшая монашеская степень в православной церкви,
требующая от посвященных в нее выполнения суровых аскетических правил) [292, т.
14, с. 1390]), в метафорический образ включено цветовое прилагательное ? синяя
схима, что актуализирует символический смысл синего цвета как возвышенного,
небесного, столь значимого в православии. Наряду с этим синяя схима (как
сочетание божественного и аскетического) для М. Волошина ? цвет печали
неотвратимой.
В сочетаниях с христианской символикой в индивидуальной картине мира часто
выступают цветонаименования: Широко шелестит фиалковая риза, Заливы черные
сияют, как оникс (т. 1, с. 92). Фиалковая – это фиолетовый цвет, выраженный
метафорически. В западной христианской символике это цвет духовного страдания.
В то же время фиолетовый цвет считается символом умеренности, искупления,
очищения и духовного возрождения. Этот сложный, многоликий и глубокий цвет в
цветовой картине мира Волошина имеет множество менее насыщенных и приглушенных
тонов и оттенков (от бледно-сиреневого до серо-фиолетового), которые выражены
метафорически: фиалки волн, гиацинты пены, гроздья глициний и др. В развернутой
метафоре (широко шелестит фиалковая риза) риза – это одежда моря, которое у М.
Волошина покрыто светло-фиолетовой ризой (одеждой священнослужителя при
богослужении). Поэтические строки вызывают параллели: как священнослужитель
вселяет в душу человека спокойствие, так и море вдохнет в скитальческий дух
власть дерзать и мочь, и в этом просторе он не будет один: Люби мой долгий гул,
и зыбких взводней змеи, И в хорах волн моих напевы Одиссеи. Вдохну в скитальный
дух я власть дерзать и мочь, И обоймут тебя в моем просторе И тысячами глаз
взирающая Ночь, И тысячами уст глаголящее Море (т. 1, с. 92). Таким образом,
утрачивая свою конкретность, символика христианской культуры перемещается в
сферу, не закрепленную за ней, в сферу изображения душевных, духовных
переживаний человека. Этот пример не единичный в поэзии автора: спустя два года
в цикле «Corona аstralis» в 1909 году автор использует образ ризы в ином
сочетании: Нас не слепят полдневные экстазы Земных пустынь, ни жидкие топазы,
ни токи смол, ни золото лучей. Мы шелком душ, как ризами, одеты. Здесь риза –
шелк души (ткань, одежда). Это далеко не единственный атрибут христианской
символики, представленны
- Київ+380960830922