ГЛАВА 2
Морфология рубежного сознания
Заговорив о переходности как явлении, характерном для художественной культуры конца XIX - начала ХХ веков, мы обрекли себя на конкретизацию границ данного периода. Естественно, об абсолютной четкости, конкретности временных ориентиров речь не идет - слишком неоднородно и "рыхло" само понятие. Очевидно только следующее: в промежутке между "золотым" русским веком и его "серебряным" собратом пролегло время переоценки ценностей, переакцентировки эстетических категорий, переосмысления задач искусства. Смешение и диффузное состояние стилей сопровождалось "сменой идеограмм" (А. А. Аверинцев) и постепенной кристаллизацией нового.
Конец XIX века в русской литературе уже традиционно датирован 80-ми годами. Внешними показателями начавшейся перестройки видятся: постепенный отход от идеологизма и подчеркнутой социальности как ведущих факторов произведения; "измельчание жанров"; подспудное наращивание изменений в самой реалистической системе; параллельное формирование модернизма (конечно, в варианте "декаданса"). Концом переориентации можно считать 10-е годы ХХ века - к этому времени уже оформились основные течения модернизма, стабилизировалось положение "новых реалистов", перспектива сулила как "чистые" проявления двух автономных систем художественного отражения, так и взаимопроникновение их поэтик. Первая мировая война и революция 1917 года "подправили" ситуацию, но то, что происходило в культурной жизни страны накануне этих событий, дает большой материал для обобщений.
Современники событий должны были воспринимать рубеж XIX - ХХ веков как кризис и хаос; синдром скепсиса, порой цинизма, отчаяния должен был стать "печатью времени". Но, повторяем, он проявлял себя недолго,- ощущение переориентации и нового витка жизни пришло сравнительно быстро. Именно поэтому культурно-историческая концепция XIX, а потом и ХХ века, складывалась не сразу, а постепенно. Фактически мы - люди, пережившие рубеж XXI века, и выстраиваем панораму происходившего столетие назад. Итак, несколько мнений наших современников.
- Хорватская исследовательница Дубравка Ораич-Толич: "Если подходить к ХХ веку как форме культуры, то нам прежде всего бросается в глаза несоответствие между календарным временем и культурной эпохой", - пишет она. Новое художественное мышление, определившее собой культуру ХХ века, считает исследовательница, заявило о себе уже в полную силу приблизительно с 1910 года, "ознаменовавшись новыми явлениями в искусстве, футуризмом в литературе и абстрактностью в живописи". Но становлению нового предшествовали "...последнее десятилетие XIX и первое десятилетие ХХ века", которые, по мнению Дубравки Ораич-Толич, и образуют "переломный период, период смерти старого и рождения нового века" [93, 87].
- Русские исследователи В. М. Жирмунский и Д. В. Сарабьянов, вынужденные в советское время осторожно говорить о модернизме и авангарде как принципиально новом художественном мышлении, ограничивают "слом" и переориентацию приблизительно теми же рамками - "от 80-х гг. прошлого века и до наших дней" [61, 54; 23, 4].
Европейский ХХ век в области культуры имеет свою и снова-таки не совпадающую с календарным временем периодизацию. Его середина не датируется даже 1945 годом, столь важным для всей Европы. Она обозначена, с одной стороны, крушением последней романтической надежды общества (Пражская весна 1968 года) и с высадкой на Луну 1971 года, продемонстрировавшей научную мощь Старого и Нового света все той же западной цивилизации,- с другой. Опасения со стороны социалистического лагеря с этого момента сменились четким ощущением "своего пути", ориентиры были выбраны, движение вперед обозначено [93]. Русский вариант ХХ века выглядит несколько иначе. Для нас это столетие оказалось временем трагических экспериментов, социальных потрясений, праведной и нескольких несправедливых войн, техногенных катастроф и отчаяния, связанного с крушением великой мечты о социальной справедливости. Его середина определяется хрущевской оттепелью и тут же последовавшими событиями в Праге, полетом Гагарина и вдруг наступившим "глухим периодом" брежневского двадцатилетия, которое подвело СССР к разрушению государственной системы. Так как слой культуры, навязанный тоталитарной системой, был подчеркнуто дидактическим и не соответствовал ХХ веку, то "подспудно-диссидентские" веяния в ней были почти постоянными. Отсюда - чувство авторской "двудомности", концепт эклектики и хаотических перемещений в искусстве, явное противостояние в нем официального и запретного. Литературоведами этот век сейчас начинает комментироваться как "принципиально переходный" - в нем действительно не было целостной, вызывающей всеобщее доверие парадигмы высокого (или низкого) искусства [53, 5 - 6]. Удивительно, но факт: ни в европейском, ни в русском вариантах ХХ век еще не пришел к своему завершению. Как и столетие назад, он демонстрирует состояние "рубежа" и явной "усталости" (заангажированности) форм, но теперь в варианте постмодернизма. Его эклектика, дробность картины мира и постоянная смена эстетических предпочтений помогают лучше представить то, что происходило в чеховское время. Итак, ситуация переориентации в искусстве, ее основные показатели.
2.1. Итоги, отрицание, попытки синтеза. Синдром "подведения итогов" был замечен и констатирован в творчестве А. П. Чехова, он вошел в сознание читателя ХХ века как младший современник классиков-реалистов. Ведущими особенностями мировоззренческой и художественной позиции писателя названы следующие:
- Он гуманист. По человеческой сути и природе своего дарования. Вослед А.С. Пушкину и Ф. М. Достоевскому он приблизил к читателю "маленьких больших героев". Заставил почувствовать: "плохой хороший человек" сродни каждому из нас. Предостерег: "Среди людей нужно сознавать свое достоинство" [94, П. 1, 29]. "В (незаискивающем) протесте-то и вся соль жизни, друг" [П. 1, 56].
- Он показал связь "среднего человека" с большим миром и объяснил новый тип его взаимоотношений с с