Вы здесь

Формирование советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920-х - начала 1930-х гг.

Автор: 
Гудкова Виолетта Владимировна
Тип работы: 
типология отечественной драмы 1920-х - начала 193
Год: 
1920
Количество страниц: 
339
Артикул:
173033
179 грн
Добавить в корзину

Содержимое

Работа выполнена в Отделе театра Государственного института искусствознания Федерального агентства по культуре и кинематографии Российской Федерации
Официальные оппоненты:
доктор искусствоведения, профессор кафедры Истории театра России РАТИ М.Г. Литаврина
доктор искусствоведения, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Ярославского Государственного Театрального института H.A. Шалимова
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Отдела русской литературы конца XIX - начала XX века ИМЛИ РАН O.A. Лекманов
Ведущая организация:
Школа-студия им. Вл.И. Немировича-Данченко при МХАТ им. А.П. Чехова
Защита состоится 31 мая 2007 г. в 14:00 на заседании Диссертационного совета Д 210.004.04 в Государственном институте искусствознания по адресу:
125009, Москва, Козицкий пер., д. 5.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного института искусствознания.
Автореферат разослан апреля 2007 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета доктор искусствоведения
Л.М. Старикова
Формирование советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920-х - начала 1930-х гг.
Вступление
Формирование советских сюжетов: к постановке проблемы (
Гл. 1
Новый протагонист советской драмы и прежний «хор» в современном обличье.
Центральные персонажи -
коммунист (комсомолец, чекист), нэпман, крестьянин, рабочий, интеллигент - и их конфликты. (
Гл. 2
Любовное чувство и задачи дня: оппозиция стихийности и порядка.
Женские образы ранних советских пьес. С
Гл. 3
Дети и старики в советском сюжете
Антропологическая разметка нового времени. С
Гл. 4
Болезнь и больные / здоровье и спортивность в сюжетике советских пьес 1920-х - начала 1930-х гг. С
Гл. 5
Тема смерти в советских сюжетах 1920-х -начала 1930-х гг.
Отношения мира живых и мира мертвых. С
Гл. 6
Старинные шуты в социалистическом сюжете.
Официальный концепт советской истории и комические герои ранних пьес: образ «другого народа». С
Гл. 7
Некоторые особенности советского сюжета.
Традиция и изменчивость.
1. Как «русское» встречалось с «советским».
2. К мифологичности раннего советского сюжета
3. Особенности литературных архетипов, актуализированных в раннем советском сюжете. С.
Гл. 8
Морфология советской пьесы. Вслед за Проппом Композиция и структура советского сюжета. С.
Гл. 9
Заголовочный комплекс ранних советских пьес:
название, определение жанра, перечень действующих лиц. С
Гл. 10
5 - 23
:. 24-110
ш-136 . 137-154
. 155-170 .171-190
!. 191-214
215-232
233-250
.251-263
32
политграмоте. Хотя остается неясным, как эти уроки связаны с успешной ловлей рыбы, тем не менее, с приходом партийцев траулер перевыполняет план.
Еще и во второй половине 1920-х гг. немалая часть персонажей-коммунистов психологически остается в эпохе гражданской войны, как Братишка из пьесы Билль-Белоцерковского «Шторм». Они аскетичны, лишены привязанностей, их лексика - это лексика военных сражений, в мирной жизни они повсюду видят фронты, бои, осажденные крепости, слышат свист пуль и разрывы снарядов.
“Виктор. Мы в осажденной крепости, на которую наступают враги. Что ты хочешь? И внутри тоже враги”. (Н. Никитин. “Линия огня”).
Коммунист Родных, рассказывая на собрании рабочих ткацкой фабрики о письме бывшего ее владельца, заключает: «Вокруг нас волчье кольцо, товарищи!» (А. Глебов. «Рост.»)
Секретарь партбюро Угрюмов (в пьесе А. Зиновьева «Нейтралитет») упрекает талантливого и «беспечного» студента Лялина: «Ты стоишь под обстрелом и не догадываешься, с какой стороны подкрадывается враг...” Он говорит о Лялине партийке Ремизовой: «Не видит врагов. А главное - не признает борьбы». Ремизова соглашается: «Владимир окружен и не пробьется».
Риторика боя в речах героев-коммунистов сохраняется и спустя полтора десятилетия после окончания Гражданской войны.
Секретарь парткома Баргузин: «Я сегодня ночью войну обдумал... Воевать будем за свой топор, за свой металл, за свою индустрию. Газетка твоя плохо зовется. Называй ее так: «В бой». Нет. Не в бой -«В атаку».... Массу мобилизуем, директор, до чернорабочего доведем боевые задачи, ярость подымем - прямо, конкретно, против концерна ДВМ» (Н. Погодин. «Поэма о топоре»).
Идеал настоящего коммуниста, долженствующего быть примером для «пролетария» (т.е., человека, ничего не имеющего), должен являть собой голое существо на голой земле10.
Но часть персонажей-коммунистов, освоившись в мирной жизни, напротив, стремится к комфорту, не пренебрегая житейскими удовольствиями.
Красный директор Юганцев занял барскую роскошную квартиру. «Вязников. Ты что тут, послов принимаешь?...
Юганцев. Интеллигентской дури набрался? <...> Что ж, так и жить рабочему дикарем?
Вязников. Рабочие так не живут.
Юганцев. Да ты что, Илья? В рабочую оппозицию вдарился? Заместо партии бродячий монашеский орден открыть хочешь?» (А. Глебов. «Рост»)11.
33
Герои подобного типа, как правило, совершают ошибки, связаны с предательством, изменой делу революции (как, например, старый большевик Сорокин из «Партбилета» А. Завалишина, привыкший отдыхать в Европе, получать высокие гонорары и пр.).
Довольно быстро в исторической перспективе а пьесах появляется новый тип предприимчивого коммуниста, использующего принадлежность к партии как средство карьерного роста и личного обогащения.
Коммунист Родных говорит о своем помощнике, бывшем начдиве 5-й армии: «За коммерцию партию отдаст. Новая формация. Хо-хо-хо! Для него ЦК и губком - это такие местечки, где трестовские делишки обделывают. Вот, брат, какая формация пошла!..» (А. Глебов. «Рост»).
Герои-коммунисты отказываются от самостоятельного анализа происходящего, собственных идей, передоверяя решение важных вопросов партии:
«Нина. И думаешь ты не так, как голосуешь..
Виктор. ... Последний раз я думал... дай бог памяти - да, когда нэп стали сворачивать, к колхозам переходить. Тут я задумался, а потом прошло. Не мое дело - мировые проблемы решать».
Либо он же, еще афористичнее: «Думать должны вожди, я -завод строю».
Если они и сомневаются, то лишь наедине с самим собой, и почти никогда - вслух, так как само по себе сомнение воспринимается коммунистом как вина перед партией.
Партработница Горчакова спрашивает у молодого коммуниста: «... а ясен ли тебе смысл борьбы с Ковалевой? <...> Она сомневается и сомневается вслух... Вот в чем суть! Она стоит живым соблазном перед теми, кто сомневается про себя...»
Саму же виновницу упрекает: «Зачем вместо того, чтобы подавлять в себе сомнения, наступать на горло колебаниям и раздумью - ты вытаскиваешь все это наружу? Зачем?» (А. Афиногенов. «Ложь». 2 ред.)
Коммунист Виктор (Н. Никитин «Линия огня») узнает, что нравящаяся ему девушка виновна в смерти человека. Оставшись в одиночестве, он уговаривает сам себя: “Не хворать сомнением. Убийство имеет смысл...», т.е. сомнения рассматриваются героем как болезнь (подробнее об этом см. далее, в 4-й главе «Болезнь и больные / здоровье и спортивность в сюжетике советских пьес 1920-х - начала 1930-х гг.»).
Партиец, не испытывающий сомнений, напротив, заслуживает самой высокой похвалы: «Посмотри на Кулика - он никогда не