РАЗДЕЛ II. ТРАДИЦИИ НЕМЕЦКОЙ ЛЮТЕРАНСКОЙ
ТРАУРНОЙ ПОГРЕБАЛЬНОЙ МУЗЫКИ В ТВОРЧЕСТВЕ Г.ШЮТЦА И И.С.БАХА
2.1. Г.Шютц. "Musikalische Exequien"
Мы располагаем произведениями, которые во многих музыковедческих источниках определяются как первые образцы "Немецкого реквиема"[144, 23, 160]. Это "Musikalische Exequien" Г.Шютца, а также ряд баховских кантат (32, 60, 73, 82, 95, 106, 161, 198). Часть названных сочинений предназначалась для конкретных траурных церемоний. Общая характеристика их наиболее существенных сторон поможет полнее определить специфику "Немецкого реквиема". В рассмотрении этих образцов мы отталкиваемся от сложившихся в литературе представлений, как о данных произведениях, так и об их авторах. Совокупная позиция, просматриваемая в музыковедческих источниках, составляет базу нашей концепции "Немецкого реквиема" как одной из существенных разновидностей траурной музыки и, одновременно, в дополнение представлений о католическом реквиеме, зафиксированных в справочной литературе и некоторых специальных изданиях.
"Musikalische Exequien" (буквально, "музыкальное сопровождение умершего") были созданы в 1636 г. Г.Шютцем по случаю смерти принца Генриха фон Ройза из Геры - известного мецената, друга и покровителя композитора. Тексты этого произведения представляют собой сочетание различных фрагментов из Библии и духовных песен. Они были подготовлены заранее самим принцем незадолго до его кончины, о чем свидетельствует предисловие Г.Шютца. Произведение состоит из 3-х частей:
"I - все эти изречения Священного Писания и стихов христианских гимнов и хоралов Его Высочество написал на своем саркофаге...
II - слова, которые Его Высочество избрал как текст для своей похоронной проповеди" [160, с. 172].
III - тексты, выбранные для церемонии захоронения.
Известен глубокий интерес Г.Шютца к библейским текстам (в немецком переводе), а также к духовным песням, наряду с поэзией итальянских маньеристов. Подобный музыкальный "заказ", по-видимому, всецело соответствовал творческой позиции автора по отношению к текстам, ибо "библейская проза в большей мере, чем какой-либо другой материал, соответствовал представлениям немецкого мастера об идеальном словесном источнике" [144, с. 17-18]. В Германии ХVII в. в дворянско-аристократической среде становится модным и популярным французский язык, ученые круги культивируют латынь. В этих условиях "обращение Г.Шютца к лютеровской Библии как источнику музыкально-поэтического вдохновения свидетельствует (помимо личной религиозности композитора) о его безупречном вкусе и желании сделать свое искусство понятным широким слоям немецкого народа" [143, с. 40].
Добавим также, что подобное стремление, безусловно, связано не только с самим фактом обращения к языку своей нации, но и к ее религиозному духовному опыту, который олицетворяла лютеровская Библия, немецкая духовная поэзия ХVI - ХVII ст., протестантский хорал. В сложнейших социально-политических и экономических условиях Германии того периода именно этот опыт в сочетании с глубокой верой давал возможность протестантам не только выжить, но "...переориентировать волю человека с созерцательного отношения к истине на активный ее поиск в Книге мира (Библии)"[91, с. 218].
Это во многом объясняет также и своеобразие замысла "Musikalische Exequien " Г.Шютца. Заказчик произведения - принц Генрих фон Ройз, как указывалось выше, еще при жизни самостоятельно отобрал изречения из Библии и духовных немецких песен, которые, согласно его воле, должны были бы сопровождать его погребение. Все они, составляя основу 3-х частной композиции сочинения, так или иначе, отражают не только общехристианские представления о смерти, но и конкретно лютеранскую позицию по отношению к данному феномену.
Так, с одной стороны, в текстах часто звучит молитва, обращенная к Богу "Иисус Христос, Сын Божий, смилуйся над нами" (1ч.) вызывающая вполне конкретные аналогии с традиционным "Kyrie eleison". Через I и III чч. проходит мысль о Боге как Свете для язычников и праведников, а также вера в спасительную силу крестных страданий И.Христа, "который несет (принимает) грехи мира". Это дает возможность провести некоторые параллели с "Lux aeterna" и "Agnus dei " католического богослужения.
Одновременно, здесь отсутствует упоминание о Страшном Суде, мучениях ада, традиционном разделении на грешников и праведников, столь популярном в других христианских конфессиях. Представление о Втором Пришествии (I ч.) ассоциируется лишь с надеждой на будущее воскресение и внутреннее преображение человека, что позволит ему стать ближе к Богу - единственной отраде и "у т е ш е н и ю сердца" (II ч.). Не случайно поэтому общий тонус произведения Г.Шютца отличается сдержанностью, в чем отражено принятие основного закона бытия, согласно которому смерть неизбежна, ибо "...Господь дал. Господь взял... Мы живем для Господа, мы умираем для Господа, потому что мы живем или умираем - мы принадлежим Господу" (I ч.).
Однако подобная предопределенность не исключает важности выполнения человеком своего земного "предназначения", несмотря на "страх, нужду и печаль" (I ч.) этого мира. Залогом "блаженства" праведников, "почивших в Боге", станут их "д е л а", которые "последуют за ними" (III ч.). Закономерным в связи с этим становится цитирование в III ч. слов Симеона Богоприимца и определения самой части как "Canticum Simeonis" ("Песнь Симеона"): "Ныне отпущаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов. Свет к просвещению язычников, и славу народа Твоего Израиля" [Лук. 2: 29-32].
Образ праведного Симеона - один из наиболее известных и почитаемых в христианстве и, в частности, в лютеранстве. Свободный поэтический пересказ его слов часто встречаем в цитированном выше сборнике "Evangelisches Kirchengesangbuch" [154: № 310, 323 и др.].
Симеон - один из "70-ти толковников", т.е. переводчиков Биб