РАЗДЕЛ II
КОГНИТИВНО-ЯЗЫКОВАЯ СПЕЦИФИКА ФИЛОСОФСКОГО ДИСКУРСА
2.1. Особенности философского дискурса
Философский способ миропонимания синтетичен — он гибко совмещает в себе черты
«теории (стремление проникнуть в сущность предмета, категориальный строй,
всеобщность характеристик) и черты духовно-практического уровня (обращенность к
субъекту и выражение субъекта, направленность на ведущие ценности и высшие
цели, эмоциональность)» [143, с. 118]. Синтетическая природа философии
обусловливает родственность философии, с одной стороны, науке, с другой
стороны, искусству, и порождает синкретизм языка философии — специфическое
сосуществование рационально-понятийных и художественно-образных дискурсивных
стратегий.
Синкретизм философского дискурса порождает сложности в его квалификации. Так,
не нов односторонний крен, отождествляющий философию или с наукой или с
искусством, закрепленный как антиномия «сциентизма / антисциентизма», или
логизма / антилогизма. «Сциентистский» подход требует от философии ориентации
исключительно на естественнонаучное и логико-математическое знание, апеллирует
к рациональности философского дискурса, отождествляя философемы с научными
понятиями. Сближение философии и искусства утверждает принципиальную роль
творца в философии, подчеркивает образность и «поэтичность» философских понятий
[168, с. 27], их личностное происхождение, а также общность решаемых вопросов.
Плодотворны, однако, не антагонистические концепции
«сциентизма / антисциентизма», а концепции, трактующие философию как
специфическое единство «научного и вненаучного» [221], как синтетическое
единство рационального и ценностного [143], научного и мировоззренческого [95],
«общетеоретического» и «мировоззренческого» [30] и т. п. Выявляя сходства
философии с другими способами миропостижения, важно не потерять ощущение
исходной самобытности философии. В этом смысле мы разделяем исследовательскую
установку В. Ю. Даренского, который делает акцент на том, что философия — это
именно философия, и призывает не редуцировать ее относительно чего-либо, а
«дать конкретную феноменологию философского способа мышления и его
специфического предмета» [123, с. 3, 4]. Признав автономность философии как
особой духовной формы культуры, мы имеем возможность выявить ее собственный
принцип в отражении действительности, общий принцип ее построения, определенный
метод появления и образования смысла, что и требует особого языка.
Выделить рационально-понятийные и художественно-образные дискурсивные стратегии
означает лишь констатировать то, что находится на поверхности философского
дискурса. Данное противоречие должно быть снято выходом на более глубокий
уровень объяснения его истоков. На наш взгляд, противоречия как в определении
самой философии, так и синкретизма речевых стратегий философствования снимаются
указанием на символ как основную единицу философского дискурса. Совмещение
образно-метафорической и формально-логической тенденций и составляет особый тип
философского символизма.
Философия принципиально словесна. Язык и философия вступают в отношения тесного
параллелизма: философия возможна, только будучи выражена в слове.
«Неспособность философа сообщить другим свои мысли, — говорит К. Ясперс, —
является критерием неистинности его мышления». Мы имеем философский смысл
только в языке, вместе с ним и неразъединимо от него, так что оба оказываются
сторонами друг друга. Язык философии — не отдельная форма, в которой выражается
некоторое внешнее по отношению к ней содержание философской мысли, а именно
способ возникновения и бытия философской мысли. Поэтому для данного
исследования актуально понимание дискурса Ю. С. Степанова, который внешнее и
внутреннее, язык и смысл видит в единстве: «... дискурс — ... особое
использование языка ... для выражения особой ментальности...» [272, с. 260].
Важно, что категория дискурса «включает понятие сознания» [279, с. 24].
Философский «ментальный мир» активизирует некоторые черты языка, особую
грамматику и лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса.
Философский дискурс — это поистине «альтернативный мир в сфере языка» [271,
с. 44, 45]. Предпримем попытку описания философского дискурса в единстве
«особой ментальности» философии и того варианта языка, который она преформирует
для своего воплощения.
Языку философии свойственны: авторские окказиональные номинации
(трансцендентальный субъект, чтойность, вещь в себе — И. Кант); использование
специфических способов деривации (например, лексико-синтаксический у
Хайдеггера: воление-самого-себя, пред-стояние); интернациональная терминология
(идея, детерминизм, субстанция, акциденция, позитивизм и т. д.); нестандартное
словоупотребление, квалифицируемое не как ошибочное, а как близкое к мысли
(наличное бытие свободы, ничто ничтожествует); сближение контрастных в
семантическом смысле лексем (самотождественное различие); использование
семантических повторов, создающее впечатление тавтологичности изложения (Если
бы что-либо было частью многого, в котором содержалось бы и оно само, то оно,
конечно, оказалось бы частью как себя самого — что невозможно, — так и каждого
отдельного из другого, если только оно есть часть всего многого — Платон,
диалог «Парменид»). Сложные синтаксические конструкции в философском тексте
вызваны усилием адекватной трансляции мысли. Тонкое реляционное мышление
философа, обоняющее сложные взаимосвязи и отношения элементов мыслимого,
организует по своему подобию и членение языка. Индоевропейские языки, благодаря
своей удивительной спосо
- Київ+380960830922