ГЛАВА 2
СУДЬБА РОССИИ В ВОЗЗРЕНИЯХ БУДУЩИХ СЛАВЯНОФИЛОВ (1820-е – 1830-е гг.).
ЗАРОЖДЕНИЕ СЛАВЯНОФИЛЬСКОЙ ИДЕИ
2.1. Славянофильская идея исторического развития России. Постановка и
обоснование проблемы
В письме к М.Ф. Раевскому от 15 января 1860 г. из Лейпцига И.С. Аксаков писал:
«У меня есть намерение издать здесь книгу под названием «Russische Ideen» –
т.е. сборник или выборку замечательнейших статей из «Русской Беседы»,
«Сельского Благоустройства» и пр., таких в которых бы ученый мир европейский
ознакомился с оригинальной русскою мыслью, разрабатываемою, конечно, только
славянофилами. Немцы говорят, что русские не выработали никакой идеи; вот и
следует им показать, что наша идея далеко их опередила, и что все, смутно
сознаваемое Рилем, Фребелем и другими достойными немцами, давно высказано и
ясно осознано славянофилами и воплощено в жизни русского народа» [15, ч. 2, т.
4, с. 29] .
Как следует из приведенного текста, И.С. Аксаков весьма категорично признавал
разработку «оригинальной русской мысли» заслугой «только» славянофилов и, по
сути, отождествлял «русскую идею» со «славянофильской» (кстати, впоследствии
делали это Н.А. Бердяев, В.А. Кошелев, и некоторые другие [99; 101; 413 и
др.]). Но нас в данном случае интересует не правомерность такого
отождествления, а сама постановка И.С. Аксаковым проблемы «славянофильской
идеи», осознание им важности «впустить в оборот общечеловеческий русскую мысль»
[15, ч. 2, т. 3, с. 402]. Обратим внимание и на задачу: «показать» не просто
«нашу идею», но идею, «далеко их» опередившую. И.В. Киреевский десятью годами
раньше также считал, что пришла «настоящая пора для России сказать свое слово в
философии, показать им, еретикам, что истина науки только в истине Православия»
[349]. Как видим, мотивы изучения и высказывание «нашего» важны не только сами
по себе, но и для того, чтобы «показать им». И не просто «им», а «им» –
«немцам», «еретикам» (своим «русским иностранцам» напоминали уже в течение двух
десятилетий). А в этом случае задача не может восприниматься иначе, как глубоко
внутреннее религиозное переживание, там, где, казалось бы, место только
сугубому рационализму.
27 марта 1860 г. К.С. Аксаков писал Н.С. Соханской (Кохановской): «Вы
приписываете нам и аскетизм и стоицизм, и предполагаете какое-то отсутствие
любви, или равнодушие к любви. – Вам не нравится, как мы относимся к другим, не
славянофилам. – Но дело в том, что славянофильство – не общество, не компания,
не кружок даже. Славянофильство – идея; кто ближе к ней – тот ближе, кто дальше
– тот дальше. – Кружок же наш образуется сам собой, естественным отношением
людей к этой идее, тою степенью к ней близости, которая смыкает нас между
собою, и образует из нас – славянофилов. Отсутствие сделки – конечно
необходимое наше условие… Нечистый союз, или еще, успех с помощью посторонней
примеси – страшит нас. Но опять, тут только правда и больше ничего» [573, №3,
с. 154-155]. Действительно, они очень внимательно следили за своим качественным
отличием от других течений общественной мысли. И совсем не случайно П.А.
Флоренский замечает, что в А.С. Хомякове видели «источник, или, по крайней
мере, очаг новой идеи...» [824, с. 12].
Из письма К.С. Аксакова к Н.С. Соханской видно, что он отличал «идею» от
«кружка», «направления» и считал «славянофильство» именно «идеей».
Неудивительно поэтому, что в феврале 1861 г. И.С. Аксаков без особой радости
констатировал, что «славянофильствование начинает даже входить в моду», но
примыкающие внешним образом не понимали, что «это дело духа, начал» [15, ч. 2,
т. 4, с. 47]. И.С. Аксаков, как очевидец, писал той же Н.С. Соханской: «Знайте,
что вся наша школа, или направление наше – создано было ими (А.С. Хомяковым и
К.С. Аксаковым. – А.К.)» [573, №4, с. 564]. Следовательно, само свидетельство
об «идее» как главном качественном отличии славянофильства принадлежит ключевым
его деятелям [См. также: 592, с. 137, 138 и др.]. Но вот составляющие «идеи»,
как категории, ими даны не были, а потому нам необходимо формально определить
ее сущность. П.А. Флоренский в «устроении терминологии» видел даже «суть
науки». И «слово, ходячее и неопределенное, выковать в удачный термин» для него
даже значило «решить поставленную проблему» [827, с. 229].
К «идее» (понятию, восходящему еще к Платону), как философски осмысленной
реальности, прибегали с целью описать целостную картину жизни народа. И.А.
Ильин особо выделял двойственную «идее» компоненту – «энтелехию» (сложный
философский термин, введенный Аристотелем). Последняя (по И.А. Ильину) есть
«идея реальная» [См. подробнее: 451, с. 3-5].
Слово «идея» не раз встречается уже в текстах ХVIII века на русском языке, но
лишь с 20–30-х гг. XIX века получает широкое распространение [740, с. 75]. В
середине позапрошлого столетия под этим многозначным латинским термином
подразумевалось «понятие о вещи; умопонятие, представленье, воображенье
предмета; умственное изображенье. // Мысль, выдумка, изобретенье, вымысел; //
намеренье, замысел» [193, т. 2, с. 8]. «Идеал» в таком случае был не что иное,
как «мысленный образец совершенства чего-либо, в каком-либо роде; первообраз,
прообраз, началообраз; представитель; образец-мечта» [193, т. 2, с. 8].
Современное определение «идеи», отчасти обедняя бытовавшее некогда понятие, в
то же время в некотором смысле упорядочивает его: «1. Понятие, представление,
отражающее (истинно или ложно) действительность в сознании человека и
выражающее его отношение к окружающему миру... 2. Основной, существенный
принцип мировоззрения... 3. Мысль, замысел... 4. Основная, главная мысль
чего-л.» [702
- Київ+380960830922