РАЗДЕЛ 2
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО
2.1. Изменение роли национального государства как центральной политической единицы властных решений под влиянием глобализации
Как известно, все относительно, поэтому неудивительно, что одно и тоже явление можно оценивать по-разному. Так, например, то, что можно рассматривать как эпоху глубочайшего кризиса традиционной западной цивилизации и культуры, именно такую точку зрения имели многие западноевропейские философы и культурологи конца Х1Х - начала ХХ вв., в том числе и те, кто заложил, собственно, основы цивилизационного подхода к изучению общества, - О.Шпенглер, А.Тойнби, П.Сорокин [50, 51, 52], с иной точки зрения представляется триумфом прогресса.
И чем глубже проступал этот кризис "старой Европы", тем яснее становились очертания основ и принципов новейшей цивилизации, цивилизации техники и промышленного капитализма, постоянно обновляющихся технологий и коммуникативных средств, непрерывно возрастающего и самоподдерживающегося накопления ресурсов развития, всеобщей, в том числе и культурной унификации и универсализации, - всего того, что собственно и составляет содержание процесса глобализации.
Взаимодействие различных цивилизаций, существовавших в мире стало вынужденным задолго до эпохи европейского цивилизационного кризиса. Однако ни мировая торговля, ни даже вооруженные конфликты между странами и народами, представляющими различные цивилизационные блоки, не меняли природы и культурных основ конфликтующих сторон, преодолевали, но не были способны разрушить межцивилизационные барьеры. То есть, можно сказать, что до эпохи модерна не существовало внешних средств, использование которых позволяло бы субъекту экспансии, вторгаясь извне, инициировать самопреобразование цивилизации. Веберовский "дух капитализма", преобразовавший европейскую цивилизацию, дал Европе средства преобразования всего мира. Накопленный торговый капитал позволил ей овладеть мировым рынком, а с помощью капитала промышленного, с помощью индустрии Европа получила средства преобразования основ общественной жизни повсюду, где возникали с ее помощью очаги индустриализации.
Однако уже с середины Х1Х века, тогда, когда индустриальная цивилизация Запада стала пытаться выйти за пределы западноевропейского цивилизационного ареала, проявились серьезные социоисторические ограничения возможностей мировой экспансии промышленного капитализма. И если задастся вопросом, что же дало импульс формированию цивилизационной парадигмы, противостоящей популярной прежде концепции "линейного прогресса", то мы придем к выводу, что это кризисные явления, нараставшие с конца Х1Х века по мере распространения индустрии за пределы западноевропейского культурно-исторического и хозяйственного массива. Основная проблема, по Тойнби [53, с.52-58], заключалась в том, что успешная экспансия западной цивилизации за собственные цивилизационные пределы подталкивала страны, служащие объектом такой экспансии, к модернизации, связанной с усвоением некоторых особых элементов западной цивилизации. Суть модернизационных изменений заключалась, с одной стороны, в приспособлении форм массового производства к местной цивилизационной специфике и тем самым в продвижении техники и технологии Запада в новые социокультурные регионы, а с другой стороны, в освоении политических форм современной демократии. В то же время процессы вестернизации, связанные с процессами модернизации и даже, возможно, неизбежно сопутствующие ей, вторжение элементов не до конца редуцированной западной культуры в инородное цивилизационное пространство зачастую вызывали резкую реакцию отторжения.
Если сравнить процессы глобализации и модернизации, то можно обнаружить, что у них есть немало общего. Это неудивительно, учитывая, что глобализация, как и модернизация, предполагает обновление социумов, а с ними - и всего мира. Однако последствия этих обновлений всегда неоднозначны, неоднозначна и реакция на них. Для одних они являются источником оптимизма и надежд на улучшение жизни, для других - фрустрации и отторжения. Это можно объяснить тем, что для многих людей обновление оборачивается не только нарушением привычных условий существования, но и маргинализацией. То же самое касается и глобализации, углубление которой неизбежно будет сопровождаться ростом протестного потенциала и социальной напряженности.
Некоторые исследователи, например, В.Федотова [54], рассматривают модернизацию и глобализацию как конкурирующие в некотором смысле теории: в современных представлениях глобализация "вытесняет" модернизацию. Однако, представляется, что есть не меньше оснований считать глобализацию и модернизацию как принадлежащие к разным рядам понятий. Глобализация в этом случае противопоставляется не модернизации, а регионализации. Обе эти тенденции, то есть глобализация и регионализация, одинаково значимы для современного мира.
Обострение кризисных ситуаций по мере развития глобализации выдвигает на первый план проблему регулирования стихийных процессов в целях адаптации человечества к новым условиям существования. Решающее значение здесь приобретают силы, способные контролировать стихийные процессы и вносить в них элементы упорядоченности и целенаправленности. "Сегодня мир, почти лишенный путеводной нити, пытается на ощупь найти новый баланс, новое соотношение сил между государством, рынком и гражданским обществом", - заявил в своем докладе Генеральный директор МОТ М.Хансен [55, с.78]. Сложность проблемы в том, что ее решение требует не просто перераспределения власти между указанными институтами, но - в связи с изменением общественных ценностей и приоритетов - трансформации самих этих институтов.
В последнее время проблема глобализации находится в центре внимания аналитиков всего мира. Число мнений, выказываемых относительно природы, факторов и следствий глобальных процессов, огромно. По мнению многих исследователей, глобализация качественно отличается от таких известных ранее процессов, как усиление взаим