РАЗДЕЛ 2
Женская мемуарная проза первой трети ХІХ века: типологические особенности
проявления личностного начала
2.1. Мемуарная проза наполеоновской эпохи и психологические характеристики
личности (к вопросу о классификации мемуаров)
Характеризуя "Записки" Н. Дуровой, В. Афанасьев писал: "Записки" выделяются в
потоке военных мемуаров особенным взглядом рядового участника событий, для
которого война – тяжелая работа и трудности быта" [13, с. 16-17]. По мнению
В. Смиренского, "в отличие от публицистического характера большинства военных
записок, Н. Дурова наибольшее внимание уделяет последовательному изложению
событий, пропущенных сквозь призму личных переживаний" [191, с. 14].
И. Изергина ставила "Записки" Дуровой в один ряд с "Опытом теории
партизанских действий" Д. Давыдова и "Записками 1812 года" С. Глинки,
подчеркивая при этом, что "Записки" Дуровой менее публицистичны, менее суровы
в описании, чем военные записки других авторов: "Дуровой в большей степени
свойственен личностный подход к материалу, поэтизация, романтизация отдельных
событий" [92, с. 58].
Как видим, исследователи творчества "кавалерист-девицы" неоднократно указывали
на отличия "Записок" от других мемуарных сочинений о наполеоновских войнах. Но
вопрос о том, чем обусловлены эти отличия, пока остается открытым. Его решение
применительно к "Запискам" Дуровой, а также другим сочинениям женской
мемуаристики эпохи наполеоновских походов, как нам представляется, позволит
дополнить существующие классификации мемуаров, сделать акцент именно на
гендерных различиях.
В свое время И. Изергина, анализируя "Записки" Н. Дуровой в сравнении с
сочинениями Ф. Глинки, И. Лажечникова, Д. Давыдова, отмечала в "Записках"
меньшую публицистичность, романтическую поэтизацию тех или иных событий
действительности и бульшую степень личностного подхода к материалу [92, с. 58].
Как мы отмечали в первом разделе диссертационного исследования, тенденция к
романтической интерпретации действительности присутствует и у Дуровой, и у
Давыдова и является одним из "общих мест" литературно обработанных мемуаров той
поры. Тогда как "личностный подход к материалу" в том смысле, который
вкладывает в это определение И. Изергина, присущ именно женской мемуаристике
как таковой, является ее специфической "женской" особенностью. "Женскость"
"Записок" Дуровой и других мемуаристок заключается в том, что во главу угла
своих сочинений они ставят рассказ не о военных событиях 1807, 1812–1814 гг.,
как мужчины-мемуаристы, а о себе в этих событиях.
Для классификации различий между женскими мемуарами и военными записками,
созданными писателями-мужчинами, можно предложить определения "интровертивные"
и "экстравертивные" мемуары, в дополнение к введенным в научный оборот терминам
"внутрисобытийные" и "внешнесобытийные" мемуары, применяемым при рассмотрении
эволюционной динамики русской мемуаристики ХVIII – начала XIX вв.
Как известно, впервые термины "экстраверсия" и "интроверсия" были употреблены
К. Юнгом для обозначения двух различных темпераментов, противоположных типов
духовного склада человека, один из которых определяется преимущественно
субъектом, а второй объектом. Определяя специфику каждого из психологических
типов, он писал: "Первый тип установки (интровертивный. – Т. Т.) – в норме –
характеризует человека нерешительного, рефлексивного, замкнутого, который
нелегко отвлекается от себя, избегает объектов, всегда находится как бы в
обороне и охотно прячется, уходя в недоверчивое наблюдение. Второй тип – в
норме – характеризует человека любезного, по видимости открытого и
предупредительного, который легко приспосабливается к любой данной ситуации,
быстро вступает в контакт и часто беззаботно и доверчиво, пренебрегая
осторожностью, ввязывается в незнакомые ситуации. В первом случае определяющую
роль явно играет субъект, а во втором – объект" [243, с. 77-78].
Полагаем, что интровертивная установка хорошо характеризует состояние
женщины-мемуаристки, которая в силу тех или иных причин вынуждена оставить
привычную для нее сферу жизни (дом, семья) и "вторгнуться" в чуждый для нее
"мужской" мир высокой политики, военных действий, дипломатических интриг.
"Чужая" территория диктует адекватный стиль поведения – замкнутость, желание
уйти в себя, оборонительную позицию по отношению к возможной экспансии внешнего
по отношению к мемуаристке мира.
Размещая мемуарную прозу о наполеоновских войнах в системе экстравертивных и
интровертивных психологических координат, мы отталкиваемся от различий между
мужской и женской психологией, о которых впервые заговорил тот же Юнг. Он, в
частности, писал: "Нельзя приписывать женщине низшее сознание, оно просто
другое, чем сознание мужчин. Но как женщинам часто бывают понятны вещи, до
которых мужчине еще долго брести в потемках, так же естественно, и у мужчины
есть сферы опыта, которые для женщины еще пребывают в тени неразличения, – это
главным образом те вещи, которые пока мало ее интересуют. Личностные отношения,
как правило, для нее важнее и интереснее, нежели объективные факты и их
взаимосвязи. Обширные области торговли, политики, техники и науки, все царство,
где находит себе применение мужской дух, – все это попадает у нее в тень
сознания, но зато она обладает детально разработанной осознанностью личностных
отношений, бесконечная нюансировка которых от мужчин, как правило, ускользает"
[243, с. 275]. Далее Юнг отмечает: "Сознательная установка женщины, в общем,
много более замкнута в личностном отношении, нежели установка мужчины. Ее мир
состоит из отцов и матерей, братьев и сестер, супругов и детей. Оста
- Київ+380960830922