РАЗДЕЛ 2
РАННИЙ РЕАЛИЗМ А. ГРИНА
2.1. От героя-революционера до «маленького человека»
В гриноведении двух последних десятилетий раннее творчество Грина принято
определять как реалистическое.
Начал он с агитационных рассказов «Заслуга рядового Пантелеева» и «Слон и
Моська». Оба датируются 1906 годом. К сожалению, при жизни писателя они не
увидели свет. Весь тираж того и другого был конфискован московской полицией.
Найдены рассказы только в 60-е годы двадцатого века. Показателен резонанс
первого рассказа, который вышел в издательстве Мягкова и подвергал резкой
критике бесчеловечные порядки в царской армии. «За эту брошюру, — вспоминает В.
Абрамова, — были посажены в тюрьму и редактор, и выпускающий, и издатель, но
никто не выдал автора» [23, с. 158].
Этими словами В. Абрамовой, первой жены Грина, мы хотим подчеркнуть
действенность и правдивость ранних реалистических произведений писателя.
В. Ковский, автор крупной монографии о романтизме Грина [86], признается в
статье «Возвращение к Александру Грину», которая появилась в печати в начале
80-х годов [88], что в свое время – в 60-е годы – недооценивал раннюю
реалистическую прозу Грина. Теперь же, в этой статье, он усматривает в ней ряд
достоинств, сыгравших, несомненно, положительную роль в становлении Грина как
оригинального художника слова. В. Ковский обнаруживает в реализме писателя
также хорошо ощутимые традиции Чехова, Горького, Куприна, Андреева и предлагает
«внимательно отнестись к разным «слагаемым» его творческой манеры в их
внутренних взаимодействиях» [88, с. 49].
В. Харчев в своей монографии «Поэзия и проза А. Грина» (1975) делит
дореволюционные рассказы писателя на два вида: «идеальные» и «реальные». При
этом в «реальных» исследователь недооценивает реализма, хотя и уделяет
достаточное внимание содержанию этих рассказов. Возражая Е. Прохорову, который
якобы зачисляет Грина в реалисты [123], В. Харчев вопрошает: «Но какова степень
этой реальности?» [170, с.26]. И отвечает: это «внешняя реальность» [170,
с.29]. По мнению В. Харчева, дореволюционный Грин – это Грин «блуждающий,
добивающийся лишь отдельных творческих удач» [170, с.206]. А «мировоззрение
Грина до революции было последовательно пессимистическим», — заключает В.
Харчев [170, с.145].
Л. Михайлова относит дореволюционные рассказы Грина, «действие которых
происходит в России», к разряду реалистических: «Ранние реалистические рассказы
отразили разочарованность молодого писателя, но доказали и его нежелание
мириться с обывательским пессимизмом, и его неспособность стать украшателем
жизни для мещан» [106, с.26]. Как очевидно, у каждого исследователя свое
представление о раннем, а шире, дореволюционном творчестве Грина. И в этом нет
ничего необычного. А вот писатель Леонид Мартынов в одной из новелл своей книги
«Воздушные фрегаты», а именно в «Повести об Александре Гинче», увидел в лице
Грина «одного из блестящих критических реалистов и… писателя русского до мозга
костей!» [100, с. 252]. И в этом, казалось бы, несколько преувеличенном
определении есть своя доля правды. В случае с Грином истина находится на
пересечении разных подходов, взглядов и точек зрения.
XX век активно стимулировал процессы художественной «диффузии» не только между
разными жанрами и стилями, но и в тех сферах художественного сознания, которые
связаны с формированием творческого метода. Романтизм переживал интенсивное
насыщение реалистическими элементами. Реализм также обогащался за счет
проникновения в его «инвариантные» структуры романтических начал. Все это, как
нельзя лучше, и демонстрирует творческое движение Грина в дореволюционные
годы.
В отличие от упомянутых исследователей нас в дореволюционном творчестве
писателя интересует весьма специфический аспект: как из раннего реализма
творчество Грина трансформируется в неоромантизм, из каких человеческих качеств
формируется его романтический герой, что приводит автора к мысли о
необходимости создания для этого героя особых жизненных обстоятельств?
Современное гриноведение не дает ответа на эти вопросы. Процессы творческого
перехода Грина на рельсы романтического письма до сих пор остаются
неизученными. В стороне от внимания науки остаются и сугубо поэтические аспекты
этого уникального эстетического явления.
Основным жанром раннего творчества Грина был рассказ. В его разработке писатель
достиг больших успехов и уже тогда признавался литературной критикой и
писателями-современниками мастером малой прозаической формы.
Первый сборник рассказов «Шапка-невидимка» (1908) свидетельствовал о том, что в
литературу пришел незаурядный талант. Нужно было иметь высокое гражданское
мужество, чтобы в трудные годы реакции во весь голос заговорить о революционных
событиях и деятельности революционеров. В рассказах, насыщенных конкретным
жизненным материалом, перед читателем представал далеко не романтический
суровый быт борцов против социального зла. В дни создания этих произведений
Грин уже далеко отошел от практической деятельности своих героев,
единомышленником и соратником которых был не так давно. Теперь они, прежде
всего, интересовали его творческое внимание: с одной стороны, как люди,
самоотверженность которых можно было противопоставить современникам эпохи
реакции, а с другой, как личный социальный опыт, в котором, наконец, пришла
необходимость разобраться самому писателю.
«А знаете ли вы, что главное в революции? Ненависть! И если ее нет, то…и ничего
нет. Если б каждый мог ненавидеть!.. Сама земля затрепетала бы от страха», –
говорит Ян из рассказа «Марат». Это его и называют «Маленьким М
- Київ+380960830922