Раздел 2
Роль маски в формировании
и самоконструировании человека
2.1. Лицо и маска в жизненном мире человека
Под понятием «жизненного мира», введённым Э. Гуссерлем и разрабатываемым
впоследствии в рамках феноменологической социологии Шюцем А., Лукманом Т.
[200], мы понимаем повседневную действительность, в которой человек регулярно
берёт участие, в которую он может вмешиваться, которую он способен изменять
благодаря тому, что действует в нём посредством своего тела. Жизненный мир –
это интерсубъективный мир (мир «моих действий и наших взаимодействий») [200,
с. 20], в котором существуют люди, причём не только телесно, но и которые
имеют сознание, могут влиять друг на друга, вступая в разнообразные социальные
связи. Повседневность ставит перед ними определённые задачи, и свои
субъективные планы каждый должен осуществлять в ней. При этом, с одной
стороны, осуществляя целенаправленно субъективно мотивированные действия,
соответственно своим прагматическим интересам, мы модифицируем нашими
действиями жизненный мир, а с другой – жизненный мир модифицирует наши
действия.
Интерсубъективный жизненный мир – это социальный мир. Наблюдаемые в нём
телесные действия других людей указывают на смысл, который человек может и
должен истолковывать, если хочет ориентироваться в жизненном мире. Он может
пользоваться не только набором единичных опытов, которые он получил сам, но
также и заимствованными из общественного запаса набором элементов знания
(типизации разных общественных ситуаций, разных мотивов, целей действий, разных
видов деятелей, типизации разных видов телесного поведения, которые, как
правило, соответствуют определённым действиям) [200, с. 449]. Таким образом,
человек в жизненном мире выступает и как «актёр», и как «зритель»: он и сам
действует, наблюдает, переживает в опыте и истолковывает телесные действия
других, и «в ответ» другие истолковывают его действия.
Рассмотрение «лица» и «маски» логично вписывается в «структуры жизненного мира»
(Шюц А., Лукман Т.). В жизненном мире существует специфическая область опыта
самого себя [там же, c. 41], частью которого выступают переживания себя в
повседневных социальных связях: в разнообразных ролевых аспектах, а также в
более ситуативных формах представленности своего Я – масках.
2.1.1. Лицо-маска как выражающая поверхность.
В современной культуре маска является реалией повседневной жизни
человека-актёра. Так как восприятие лица – это частный случай восприятия
человека в целом как целостного объекта, имеющий особые черты, проявляющиеся в
«игре лица», остановимся на современном значении маски в контексте социального
взаимодействия и обозначим характерные черты лица как маски.
В истории культуры присутствует восприятие маски и лица и как антитезы, и как
тождества. С одной стороны, маска и лицо как истинное и ложное, как живое и
мёртвое (живость лица и искусственность маски как культурной формы)
противоположны. А, с другой стороны, маска и лицо – родственны, потому что
никто не заметит лица, если нет маски; лица без маски как бы не существует. В
аспекте последнего рассуждения проблема лица и маски может быть сформулирована
следующим образом: «маска как лицо», «лицо как маска». «Их лица – надетые
маски» – это слова А. Белого из эссе «Маска» (1904): лицо и маска здесь
тождественны, лицо теряется в ряде масок-личин, становится одной из них. «Лицо»
и «маска» связаны: можно сказать, что существование лица без маски в жизни
признается невозможным. Именно лицо обладает способностью становиться маской.
Маска и лицо подобны друг другу: в зависимости от точки зрения лицо может
восприниматься как маска, а маска как лицо. Можно всмотреться в черты лица
человека и увидеть лицо, а может маску, или попытаться заглянуть за маску,
чтобы увидеть лицо, а может быть другую маску. Кажется, что в эту игру
предлагает сыграть сама жизнь. В современной культуре присутствует это ощущение
зыбкой границы между маской и лицом, возможность их взаимных превращений, что
даёт основание для использования термина «лицо-маска».
Маска как визуальный, поверхностный образ человека, многоликого по своей сути,
является воплощением метафизического дуализма сущности и видимости, эффекта
непрерывного взаимообращения внутреннего/ внешнего (выворачивания и
«прорастания» изнанки сквозь изнанку). Ален Бадью, вслед за М. Мерло-Понти,
отметил, что «„негативности” между внутренним и внешним в действительности не
существует», а «плоть есть место непрерывного взаимоперехода внутреннего и
внешнего» [15, с. 176]. Именно лицо является той поверхностью, на которой можно
наблюдать этот взаимопереход, где переплетено внешнее и внутреннее,
субъективное и объективное. Лицо способно к развертыванию «в сложную и
противоречивую игру телесных поверхностей, из которых оно строится, – никогда
не принадлежа ни одной из них, т. к. его полная и чистая явленность не
откроется никогда, а если откроется, то только в бесконечном множестве своих
поверхностных олицетворений» [135, с. 365-366].
«Диапазон возможных символов и смыслов, закодированных в «выражении лица» как
означающего, безгранично широк: от посмертной маски, символизирующей ситуацию
наличия у человека единственного лица (исчезновение дистанции между лицом и его
выражением или образом – одна из ипостасей смерти индивида) до феномена
беспредельной „многоликости” образа лица» [44, с. 560]. Пределами лица
выступают лик и личина: «лик святого» и «маска актёра». От лика лицу достается
авторитет, сила которого всегда отчасти принадлежит тому, кто от его имени
выступает, а значит, человек несёт
- Київ+380960830922