Ви є тут

Имидж региона и региональная идентификация населения Дальнего Востока России : социологический анализ

Автор: 
Маркина Юлия Михайловна
Тип роботи: 
Кандидатская
Рік: 
2010
Артикул:
288461
179 грн
Додати в кошик

Вміст

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1
1.1.
1.2.
1.3.
Глава 2
2.1.
2.2.
Глава 3
3.1.
3.2.
Имидж региона и региональное сообщество Имидж региона как социальный феномен: структура регионального имиджа Регион как «воображаемое сообщество»: исторические особенности социального
развития на Дальнем Востоке России Особенности региональной самоидентификации и миграционная готовность населения Выводы по 1 главе
Основные элементы имиджа дальневосточного региона
Ключевые понятия «имиджа» Дальнего Востока России
Парадоксы существующего «имиджа» Дальнего Востока России Выводы по 2 главе
Имидж региона и его влияние на миграционную готовность населения
Динамика имиджа дальневосточного региона: от «форпоста» к «транзитному региону»
Имидж региона и формирование устойчивого регионального сообщества
Заключение
Библиографический список
Приложения
12
29
46
60
64
88
109
111
123
134
139
154
2
Введение
Актуальность темы исследования. Проблема формирования имиджа региона все более воспринимается, как одна из самых острых социальных проблем. Из сферы РЯ-технологий и государственной политики она все более переходит в область социальных отношений. Ведь от того, сформирован ли позитивный имидж региона (территории), зависит не только успешность региона в конкуренции за те или иные ресурсы, распределяемые федеральным центром, но и целостность, и непротиворечивость (неконфликтность) самого регионального пространства, социальной коммуникации, протекающей в регионе и за его пределами.
Самое же главное, именно имидж региона детерминирует успешность осуществления социальной идентификации населения (социального сообщества) и территории. Социальная идентификация — один из сложнейших и многоуровневых социальных феноменов. Именно наличие социальной идентификации создает основание для организации социальной коммуникации, различения «своего» и «чужого» в рамках такого рода коммуникации. Территориальная идентичность, осознание себя в рамках территориального сообщества - важнейший уровень идентификации. Он создает основания для коммуникации между членами регионального сообщества, является основой выработки солидарности, участвует в коммуникации между региональными и внерегиональными акторами. При этом региональный имидж выполняет функцию согласования региональной Я-концепции (самосознания жителей региона) с «Лицом» (тем обликом, которым наделяют регион внешние коммуниканты). Неудачно сконструированный или самопроизвольно возникший имидж способен стать основой сильнейших информационных сбоев в ходе коммуникации региона (его
3
ориентацией на «глубинные запросы масс»12. Здесь сходство социального мифа и имиджа становится особенно явным. Соответственно, он вызывает беспокойство как «препятствие на пути к свободе», средство закрепощения человека. Отсюда — традиция демифологизации, восходящая к социокритике и воодушевляющая многих современных либералов. Отсюда же и ориентация на создание мифов у современных консерваторов, связывающих с мифом надежды на возрождение национальной идеи и национальной идеологии. Не углубляясь в дискуссию о природе и смысле социальных и политических мифов, сформулируем лишь несколько тезисов, из которых будем исходить в настоящей работе. Наше понимание мифа опирается на анализ современной мифологии, предложенный Л. Е. Бляхером13. При этом мы понимаем, что миф в данном случае есть одна из форм существования имиджа.
Прежде всего, миф в этом случае - это неверифицируемое знание. Миф предстает истиной просто потому, что он миф, оказывается реальным по своим последствиям. В этом своем качестве он не нуждается в подтверждении чем-либо, кроме себя самого. Точнее, любая наличная реалия интерпретируется в мифологических формах. Миф — принципиально не зависящая от фактов структура. Его не компрометирует никакая совокупность данных, предъявленных индивиду. На этом, в частности, основана устойчивость «ложных» смыслов и механизмов смыслоозначения. Например, образ «доброго царя», одна из ключевых мифологем российской социальной жизни, отнюдь не разрушается при столкновении с «не очень добрым». Более того, механизм смыслоозначения сохраняется, даже если указанный образ создать не удается. С таким положением вещей сталкиваются
12 Гуггенбюль-Крейг А. Наивные старцы. Анализ современных мифов. СПб., 1997.
С. 61.
13 Бляхер Л. Е. Политические мифы Дальнего Востока России // Полис, 2004. № 5.
С. 14
критики любой мифологемы. Можно сколь угодно долго приводить факты, опровергающие мифологическую конструкцию. Носитель мифологемы способен даже признать истинность этих фактов. Но сами факты им не обобщаются. Спасая свой мир, основанный на мифе, он выдвигает сильнейшую идеализацию: «А почему бы и нет?».
В этом плане миф — не «слово» Р. Барта 14, а образец, крайне редко артикулируемый напрямую, полностью воспроизводимый. Достаточно часто миф остается на уровне фонового знания, интерпретационного контекста. Наличие такого контекста позволяет группе осуществлять совместную деятельность, несмотря на различия целей и мотивировок. Конфликт интерпретаций и мотивов в этом случае выносится за рамки коммуникативного акта, не участвует в конструировании общей реальности. Так, миссионерскую деятельность православных, священнослужителей среди коренных народов Дальнего Востока не особенно затрудняло то обстоятельство, что легитимные для аборигенов формы группового брака квалифицировались миссионерами как «разврат», «сожительство братьев с сестрами». Этот момент просто игнорировался в ходе коммуникации, сама же коммуникация осуществлялась беспроблемно.
Иначе говоря, миф - это организующее коммуникацию коллективное знание, которое обеспечивает совмещение смысловых горизонтов членов социальной группы. Его наличие создает возможность понимания, организации совместных (коллективных) действий в рамках не только малой группы, но и обширного сообщества (общества). Индивидуальные «возможные миры» соединяются в мифе в единую интерсубъективную реальность. Между такими «мирами» проводятся «мировые линии», позволяющие отождествлять предметы и действия в разных «мирах», вне зависимости от того смысла, который
14 Барт Р. Мифологии. М. 2000. С. 36.
16