Глава 2. Семантика поэтонимов романа «Приглашение на казнь»
2.1. Многоуровневая интерпретация поэтонимов романа «Приглашение на казнь»
«Приглашение на казнь» – игровой текст, обладающий такой специфической
особенностью как амбивалентность, под которой подразумевается заложенная в нем
установка на поливариантное прочтение. При этом роман «Приглашение», как и
любое произведение Набокова, всегда открыт для возможных новых толкований,
дополняющих уже существующие. В статьях первых критиков: П. Бицилли,
В. Ходасевича и В. Варшавского, по сути дела, были предопределены основания
трех традиций интерпретации романа – экзистенциальной, эстетической и
социокультурной, которые продолжают успешно развиваться в настоящее время [45,
с.507]. Согласно А. Долинину, «Только на одном весьма поверхностном уровне<...>
(роман «Приглашение». – Э.К.) может быть прочитан как политическая сатира, или,
вернее, антиутопия в духе “Мы” Замятина и “Прекрасного нового мира” О. Хаксли,
обличающая подавление личности в тоталитарном государстве» [47, с.464].
Своеобразие «Приглашения на казнь», поддающегося многим интерпретациям,
неоднократно отмечалось исследователями (Н. Букс, А. Долининым, Г. Барабтало,
С. Давыдовым, Дж. Конноли и др.). “Многоуровневость” и амбивалентность романа
обусловлена и индивидуально-авторской системой его поэтонимов. В онимном
пространстве «Приглашения» бесконфликтно сосуществуют совершенно различные
имена: 1) свойственные русской культуре и широко в ней распространенные онимы;
2) интерлингвальные и межкультуральные проприальные единицы; 3) поэтонимы,
сконструированные автором по узуальным языковым моделям. Собственными именами в
романе обозначены:
- единственный “реальный” герой Цинциннат Ц.
- действующие лица, противопоставленные Цинциннату (Марфинька, Родриг Иванович,
Родион, Эммочка и др.);
- упоминаемые и маргинальные персонажи (Аркадий Ильич, Никита Лукич и др.);
- выдуманные литературные деятели (Pierre Delalande);
- библейские и исторические персонажи (Тит, Пуд, Вечный Жид);
- вымышленные художественные произведения и философские трактаты «Quercus»
(«Дуб»), «Discours sur les ombres» («Трактат о тенях»);
- реальные географические объекты (Китай, Дунай, Манчестер);
- вымышленные географические и топографические объекты (Притомск, Интересная,
Вышнеград, Тамарины Сады, Стропь и др.);
- куклы, изображающие русских писателей и критиков (Пушкин, Гоголь, Толстой,
Добролюбов);
- выдуманные печатные органы («Голос Публики», «Доброе утречко»);
- вымышленные музыкальные произведения (марш «Голубчик», опера-фарс «Сократись,
Сократик»);
- некоторые другие объекты (мавзолей капитана Сонного, библиотека имени д-ра
Синеокова).
В различных произведениях В. Набокова («Картофельный Эльф», «Король, дама,
валет», «Защита Лужина») появляются кукольные мотивы, которые в «Приглашении на
казнь» играют центральную, сюжетообразующую роль: “<...> писатель рисует
картину ненастоящего, пародируемого, театрально фальшивого кукольного мира, в
котором существует обреченный на казнь главный герой – Цинциннат” [156, с.346].
На одном из уровней прочтения роман «Приглашение» являет собой мир балагана,
кукольного царства, в котором разыгрывается театральная постановка смертной
казни. На втором – глубинном уровне Набоков переосмысливает литературную
традицию, высказывает свое отношение к культурному наследию предшественников.
Сюжетные ситуации, мотивы, образы из русской и зарубежной литературы
“мифического” XIX века становятся в романе основным объектом полемики и
пародирования. Все центральные персонажи «Приглашения» представляют собой
“многослойных” двойников, отображений превратившихся в штампы литературных
героев. Создавая возможность пародийного прочтения романа, писатель вводит в
текст имена русских классиков (Пушкин, Гоголь, Толстой) и имена, напоминающие о
героях русской литературы (Пьер, Родион, Марфинька). Следовательно,
ономастическое новаторство Набокова проявляется не столько в создании новых
имен, сколько в пародийном переосмыслении уже существующих в
культурно-историческом контексте онимов, в “наполнении” их новым содержанием,
переинтерпретации. А. Долинин справедливо отмечает, что «Тема борьбы с
традицией и ее преодоления подспудно присутствует даже в таком, казалось бы,
далеком от нее романе Набокова, как “Приглашение на казнь”<...> В известном
смысле все персонажи романа, кроме его главного героя, – тюремщики, палач,
посетители – как раз и представляют собой подобные ожившие куклы, поскольку их
имена (выделено нами. – Э.К.), речевые характеристики, одежда и прочие атрибуты
отсылают нас к определенному тексту, к определенной традиции русской и мировой
литературы<...> Сама же казнь Цинцинната при таком литературно-пародийном
прочтении романа оказывается долгожданным освобождением художника от гнета
“протухших традиций”» [44, с.19]. По мнению О. Сконечной, мир, воздвигнутый
вокруг себя Цинциннатом, – «мир штампов, мир стертых знаков искусства,
философии, религии. Воображение Цинцинната питает эти бледные создания,
оживляет мертвые имена (выделено нами.– Э.К.)<...> В старые маскарадные костюмы
облекает Цинциннат своих героев – вот Родион примеряет фальшиво-развязную позу
“оперных гуляк в сцене погребка”, вот в охотничьем костюме предстает месье
Пьер, вот директорская дочка является спасительницей из романтической
поэмы<...>» [163, с.690]. Поэтонимы «Приглашения на казнь», наряду с другими
литературными аллюзиями, скрытыми цитатами, реминисценциями, подразумевают
пародийную связь романа с произведениями Пушкина, Гончарова, Достоевского,
Флобера, Стендаля, Джойса. Круг литературных источников «П
- Київ+380960830922