глава 2
Языковые средства онимной игры
Создавая литературное произведение, писатели часто “играют” фонетикой,
графикой, орфографией, морфологией и грамматикой, лексикой и семантикой,
синтаксисом, стилистикой и прагматикой – словом, используют все многообразие
имеющихся в языке средств. Детальный анализ способов их использования в
языковой игре на материале текстов комического содержания предпринят
В.З. Санниковым в монографии «Русский язык в зеркале языковой игры» [212]. В
нашей работе мы ограничимся рассмотрением тех языковых механизмов,
использование которых в поэтонимии приводит к возникновению ярко выраженного
игрового и/или стилистического эффекта, направленного на реализацию поэтики
имени в художественном тексте.
2.1. Морфологические и грамматические средства
Семантика морфологических категорий и ее связь с семантикой синтаксических
категорий исследуются в русистике давно и успешно. Изучением этого вопроса
занимались В.В. Виноградов [50, 51], Ю.Д. Апресян [10], Т.В. Булыгина и
Д.Н. Шмелев [33, 34], Е.В. Красильникова [129] и другие. В.З. Санников
замечает, что именно семантически содержательные (а не синтаксически
обусловленные) категории обладают наибольшим потенциалом для языковой игры. При
этом стилистический эффект возникает при “необычном использовании таких форм,
которые и в нейтральном употреблении не совсем обычны” [212, с. 76]. К
морфологическим средствам онимной игры относятся случаи, когда эстетический и
стилистический эффект достигаются за счет обыгрывания тех или иных
грамматических форм, например, структуры словоформы, формальных способов
выражения категорий рода и числа поэтонимов и др.
2.1.1.Расчленение структуры словоформы
Не смотря на то, что «“низшие языковые уровни” – системы строго нормированные,
определяемые жесткими правилами, нарушение которых обычно недопустимо»,
существуют некоторые возможности их применения в языковой игре [212, с. 51].
Наименьшей текстовой единицей считается словоформа, поэтому ее “расчленение” с
последующим “переосмыслением” составляющих компонентов служит мощным
стилистическим приемом. В.З. Санников приводит ряд примеров, иллюстрирующих
способы обыгрывания структуры словоформы онима (см. [212, с. 66]):
О, как велик На-поле-он!
Он хитр и быстр и тверд во брани;
Но дрогнул, как простер лишь длани
К нему с штыком Бог-рати-он.
Великий князь Константин Павлович, будучи наместником царства Польского, так
часто слышал слово пан, что фамилии Панкратьев и Пантелеев понял как пан
Кратьев и пан Телеев.
На разложении словоформ строятся каламбурные загадки:
Какой полуостров жалуется на свою величину? – Ямал.
В название какого города входит одно мужское и сто женских имен? – Севастополь.
Еще одним способом обыгрывания структуры словоформы является усечение слова:
Кто такой Победоносцев?
Для попов – Обедоносцев,
Для народа – Бедоносцев,
Для желудка – Едоносцев…
Для царя – он злой Доносцев…
Широкое использование приема расчленения словоформы в шутках русских писателей
отмечает Г.Ф. Ковалев в монографии «Ономастические этюды: писатель и имя» [112,
с.133-156]. А.С. Пушкин, например, так обыграл собственную фамилию и фамилию
своего персонажа:
В корректуре я прочел, что Пугачев поручил Хлопуше грабеж заводов. Поручаю тебе
грабеж Заводов – слышишь ли, моя Хло-Пушкина? ограбь Заводы и возвратись с
добычей (Письмо Н.Н. Пушкиной из Петербурга в Полотняный Завод).
Подобным образом обыгрываются фамилии поэта и Ф.Н. Слепушкина:
Сле-Пушкину дают кафтан и часы, и полумедаль, а Пушкину полному – шиш (Письмо
П.А. Плетневу).
О.Э. Мандельштам, по свидетельству А.А. Ахматовой, свою комнату называл
Запястье (потому что в первой комнате жил Пяст), а А.И. Цветаева вспоминает,
как братья Мандельштамы шутили с ее маленьким сыном: Осип называл себя
Мандельштам, а Александр – Мандельштут.
Структура словоформы обыгрывается и в школьной шутке-вопросе, которую вспоминал
Ф.К. Сологуб: “Почему говорят гимн-Азия, а не гимн-Африка? Почему чер-Нила, а
не чер-Волги?”
Из более редких явлений В.З. Санников отмечает шутливое “стирание грани между
буквенными и цифровыми знаками”, иллюстрируя этот прием следующим анекдотом:
Новый русский в книжном магазине спрашивает: «Дайте мне, пожалуйста, книгу «30
щенков». Продавец: «У нас такой нет». «Как нет? – возмущается покупатель. – Вон
на полке стоит». «Не «30 щенков», а ЗОЩЕНКО», – поправляет продавец [212,
с. 56].
Приведенные выше примеры позволяют говорить о том, что расчленение словоформы и
последующее «переосмысление» составляющих ее компонентов является продуктивным
и часто используемым приемом онимной игры.
2.1.2. Категория рода
А. Мейе считал, что род французских существительных – “одна из наименее
логичных и наиболее неожиданных грамматических категорий” (цит. по: [49,
с. 127]). Полагаем, что это замечание вполне справедливо и для русского языка.
Для создания игрового эффекта используется, например, прием нарушения
соответствия между родом субстантива (в том числе обозначенного собственным
именем) и полом называемого лица. Так, в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»
Собакевич, прекрасно знающий о том, что продаже подлежат только крепостные
мужского пола, в реестре проданных Чичикову умерших крепостных записывает
женщину, однако делает это с существенной “ошибкой”, стоящей денег. Вместо
Елизавета записывает Елизаветъ Воробей).
Нередко обыгрывается невежественное осмысление иностранных имен собственных на
-а, -я как обозначающих лица женского рода (вместо мужского):
Сенечка. …Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства, вежливо, как Данте свою
Петрарку (Цит. по: [212, с.69]).
Подумаешь, Спиноза нашлась! (Цит. по: [2
- Київ+380960830922